Сесил Рот - Иудеи в Венецианской республике. Жизнь в условиях изоляции

Религиозная жизнь венецианских евреев была сосредоточена в синагогах. Их посещали не только по субботам. Каждое утро до рассвета обитателей гетто будил сторож религиозного братства (хевра) «Шомерим ла-Бокер» («Стражей утра»), которые ходили от дома к дому, стучали в двери и призывали обитателей вставать. Через несколько минут они собирались в синагоге, слабо освещенной сальными свечами, и пели особые гимны до начала основного богослужения. Однако не они приходили в синагогу раньше всех; за некоторое время до них, за час или больше до рассвета, там собирались члены общины «Плакальщики Сиона». Они босиком усаживались на землю, чтобы при мерцании светильника, в котором всегда поддерживался огонь, исполнять особые плачи по падению Иерусалима. Постепенно синагога наполнялась; все больше верующих приходили туда молиться. На рассвете начиналось утреннее богослужение. Молитвы читались с полувосточным рвением; их произносили все, в разительном противоречии с хладнокровным отправлением тогдашних христианских богослужений; «не торжественно, отчетливо и по порядку, — как выразился один гость-англичанин в 1608 году, — а с помощью все более громких завываний, неразборчивого рева, как будто звериного рыка,». По завершении службы многие оставались в синагоге, чтобы учиться, поскольку в еврейской жизни учение с незапамятных времен ассоциировалось с религией. Опоздавшие должны были принимать участие в богослужении, как и те, кто пришел рано. В каждой синагоге имелась азара — преддверие, в котором размещались опоздавшие, пока не собирался кворум, достаточный для молитвы. Таким образом избегали беспорядка во время богослужения — явное доказательство того, что шум, отмеченный некоторыми наблюдателями-христианами, был вызван избытком рвения, а не отсутствием набожности, как им казалось. На утреннюю молитву сходились все обитатели гетто. Поэтому все необходимые объявления, как светского, так и религиозного толка, зачитывали вслух перед тем, как все расходились. Когда служба заканчивалась, несколько человек, выбранных раввином в качестве дежурных (Ma‘amad), собирали деньги на благотворительные цели и выполняли прочие поручения.

Богослужение вел платный кантор (Hazzan или Canta-rino), которому помогал помощник кантора (Mezammer). Кроме того, в каждой синагоге имелось по два служки, на плечи которых возлагалось большинство мелких общинных дел. В числе прочего они должны были временами выступать в роли nonzolo, или общинных плакальщиков.

Раввина едва ли можно причислить к должностным лицам синагоги. Городской раввинат обычно присваивал подающему надежды ученому звание помощника (Haber) после его женитьбы, в возрасте 18–20 лет. По обычаю, церемония происходила в субботу, в сопровождении ученой беседы; новичок должен был давать подходящие ответы на задаваемые ему вопросы. Обращение «рабби», «учитель» было редкостью по отношению к человеку до достижения им 30-летнего возраста: все обязанности раввина он мог принять лишь через десять лет. Семь старейших раввинов города образовывали официальный раввинат; место председателя переходило в порядке старшинства. В этом качестве они санкционировали издание новых трудов, выносили вердикты согласно иудейскому праву во всех подотчетных им делах. Часто им приходилось отвечать на обращения и запросы из других городов. Однако ревностная бдительность властей, с одной стороны, и светского руководства общины (Gastaldi), с другой стороны (как мы уже видели, светские власти общины исполняли роль независимого арбитражного суда), не позволяли итальянским раввинатам проявлять большую власть, за исключением чисто религиозных вопросов. Их лишили даже права херема, хотя они по-прежнему обязаны были оглашать такое решение. В 1616 году члены венецианского раввината торжественно договорились противостоять дальнейшим посягательствам на их авторитет со стороны светских властей. Впрочем, не похоже, чтобы они добились хотя бы малейшего успеха.

Звание раввина было почетным. Исполнение священных функций считалось благословением, а не бременем; за это не позволялось брать деньги. Если раввин был богатым купцом, ему не нужно было зарабатывать на жизнь своей ученостью. Отдельные раввины получали плату, выступая канторами в синагоге, обучая в одном из многочисленных религиозных братств гетто или даже произнося проповеди, — в тот период чтение проповедей не всегда относилось к сфере деятельности раввина. Однако в качестве раввинов они не получали ничего. И только в период упадка венецианского гетто несколько ослаб «любительский» и ученый статус раввина и появилась платная должность Rabbino Maggiore. Назначение нового Haber, первый шаг к званию раввина, считалось местной прерогативой. Однажды Исаак Леви, внук Леоне да Модены, получил такое звание в другом городе, потому что местный раввинат ему отказал (по его словам, из зависти). Последовал долгий спор, результатами которого главный герой остался недоволен. Благодаря тому случаю скудная иудейская автобиографическая литература обогатилась еще одним трудом.

Проповедь в Италии к тому времени имела четкую структуру даже в самых маленьких общинах. В Венеции особенно ценили красоту проповедей. Во всех синагогах регулярно произносились речи; но официальные проповеди читались в Scuola Spagnuola, поскольку она была самой большой. Привилегией на проповедь в Субботу покаяния, между Новым годом и Судным днем, обладала Scuola Grande Tedesca. В случае смерти кого-либо из членов общины, отличавшегося особыми ученостью и набожностью, читали особые поминальные проповеди, которые обычно повторялись через месяц и через год после даты смерти. Обычным временем для еженедельной проповеди были часы перед дневным субботним богослужением. Как правило, проповеди читали на итальянском языке с вкраплениями иврита; хотя в Левантийскую синагогу иногда приглашали ученых гостей с Востока, которые обращались к собравшимся на ладино, а в общине «западников» проповеди обычно произносили на португальском языке. Однако замечания проповедника обычно делались на иврите; и в течение долгого времени именно на иврите издавались те проповеди, которые их авторы хотели увековечить, — например, проповеди Леоне да Модены и Мозеса Альфаласа [17] 17 В XVIII веке в Венеции была опубликована проповедь Рафаэля да Силвы на португальском языке. Первыми опубликованными на итальянском стали две проповеди д-ра Исаака Колле, которые он прочел в Немецкой синагоге в Субботу покаяния в 1714 и 1715 годах соответственно. .

Различные ученые гетто остро конкурировали за то, кого из них выберут проповедовать; у каждого счастливчика появлялись завистники. Чтение проповеди считалось привилегией для самых красноречивых, но не обязательно для самых ученых. Поэтому проповедник (который получал ежегодный гонорар в размере ста дукатов) редко был официальным раввином. В других местах Италии, как, несомненно, и в Венеции, следовали христианскому обычаю, когда на кафедру ставили песочные часы, чтобы напомнить проповеднику о регламенте; правда, многие сомневались в допустимости применения песочных часов в субботу.