Александр Андреев - Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Как только за нами со скрежетом закрылись ворота замка, меня тут же отвели в подвал гетману и моим хлопцам. Подождав, пока дверь закроется с противным лязгом, я вслух прочитал маленький клаптик, в котором сообщалось, что на рассвете в Вишневец должен прибыть Бешеный Ярема с тремя бочонками золота, за которые выкупил у Ислама Гирея голову Хмельницкого. Казаки попытаются перехватить князя, скачущего в замок с севера от Берестечко, но его сопровождает собственная трехтысячная армия, к которой навстречу уже высланы сильные татарские чамбулы.

Мы все стояли и смотрели друг на друга. Я не выдержал и с улыбкой показал глазами Богдану на маленькое зарешеченное оконце в самом верху стены. Гетман не помнил, но для этого у него были я и вся Тайная стража. Нас все-таки перевели в другой поземный каземат. Тот самый, в котором был подземный ход. Хан не спешил ссориться с Хмельницким, точнее, с его полками, закрывшими горизонт с юга.

В конце июня темнело совсем поздно, и рассчитывать на то, что злобный Иеремия примчится в замок на рассвете, а не раньше, было очень неосторожно и опасно. Мы решили бежать сразу же после ужина, когда к нам уже не заходили до утра. Беда и счастье были в том, что подземный ход, рассчитанный на спасение гарнизона во время осады, не открывался секретным рычагом, который бы обязательно нашли татары при осмотре подвала. Он был перекрыт каменной плитой, которую нам предстояло поднять бесшумно и неизвестно как.

Мы начали осмотр нашего узилища, но ничего подходящего для рычага не нашли. Я посмотрел на решетку в окне, но Богдан, перехватив мой взгляд, отрицательно покачал головой. Решетки были слишком короткие, прутья не более локтя. Да и за окном точно наблюдали, никто бы не позволил нам бежать из замка столь примитивным способом.

Еще при захвате у нас отобрали оружие и все железное. Оставался только один способ открыть плиту, но использовать его можно было только один раз. Мы сидели и ждали темноты, когда нам принесли ужин. Кусок в горло не лез, но мы съели все до последней крошки. Сила, она ведь не только солому ломит, но и каменные плиты.

Когда унесли пустые тарелки и кубки, вино из которых, боясь зелья, мы вылили вон, пришла пора действовать. Один из нас, самый сильный и умелый рыцарь, поставленный мной охранять лично гетмана, ломавший пальцами не только подковы, мы все их ломали, но и острия копий, лег на каменный пол и, обдирая руки, засунул ладони куда следует в плите над подземным ходом. Мы двое и гетман, взяли его ноги и стали изо всех сил, медленно, не рывком, тянуть его на себя, стараясь делать это бесшумно. Пот сразу залил глаза, руки онемели до локтей, и, казалось, ничего не выйдет.

Вышло. Прошла вечность, стоившая всем нам седых волос, когда плита дрогнула, оторвалась от основания и начала подниматься. Мы, напрягаясь до изнеможения, сумели поставить ее ребром, она покачалась, но не упала, и я не знаю, как это напряжение сумел выдержать наш силач, у которого не смогли разжаться скрюченные пальцы.

Под плитой зияла с улыбкой вожделенная дыра, и мы не стали терять ни одного мгновения. Я спустился первым, взяв со стены один из двух факелов, второй взял Богдан. Я проходил этим ходом в 1648 году и хорошо помнил его слабо укрепленный потолок. Спустившись на глубину в два человеческих роста, мы один за одним двинулись в темноту, едва освещаемую нашими факелами. Через вечность, когда мы прошли первую сотню шагов, сзади послышался шум, крики и затем два выстрела.

Какой-то черт, дьявол его забери, или прибывший Ярема, принес после заката в наш подвал караульных, ни разу за семь дней плена этого не делавших. Хан, очевидно, послал за гетманом, чтобы устроить торги за его голову и узнать, даст ли он за свою жизнь золота больше, чем Вишневецкий. Почто сорок тысяч казаков во главе с геройским Иваном Богуном, закрывших орде дорогу к Перекопу, произвели на Ислама Гирея должное впечатление. Слава богу, что после того, как мы покинули подземелье. Совсем скоро в подвал сбегутся сеймены, явится хан, теряющий три бочонка золота, и начнется яростная погоня.

Нам надо было пройти еще более трехсот шагов, и быстро это делать было никак нельзя. Мои рыцари снаружи в подземный ход не полезут, опасаясь раньше времени привлечь внимание татар, которых было вокруг Вишневца целое море. Мы могли не успеть, и я судорожно вспомнил, что ровно на половине ход делал крутой поворот в сторону леса, и можно было не опасаться стрелы в спину гетмана, которого сзади прикрывали два моих воина. Нервно прислушиваясь к шуму за спиной, мы молча двигались гуськом, опасаясь задеть головами низкий потолок, который совсем не выглядел надежным.

Уф! Когда мы добрались до поворота, сзади раздался шум погони. Я ничком лег на пол, и Богдан, понимая, что не время спорить, прошел по мне вперед. За ним так же аккуратно прошел меня его личный телохранитель и наш спаситель. Я встал и с оставшимся товарищем вернулся к повороту. Богдан остановился, но я тихо и четко попросил его пройти до выхода оставшиеся двести шагов, забрав с собой оба факела, сказав, что на выходе его ждут мои рыцари Тайной стражи, которым надо дать условный сигнал.

Гетман, понимая, что любая задержка уменьшает наши шансы выжить, двинулся вперед, а мы быстро скинули жупаны, сделав из них подобие щита. Все решали мгновения.

Погоня приближалась очень быстро, не зная о слабом потолке, и отблески ее факелов уже были хорошо видны. Мы были готовы задержать ее на нужные для спасения Богдана мгновения любой ценой, например, обрушив потолок, но все произошло по-своему, как и полагается.

Услышав долгожданный двойной шипящий свист, означавший, что гетман вышел из подземного хода и его встретили, мы радостно переглянулись. Дело было сделано, и Бешеный Ярема не получит голову нашего дорогого Богдана. К нам на помощь с оружием уже бежали два моих рыцаря, остальные выводили Хмельницкого из вражеского кольца, чему способствовала наступившая наконец темная ночь. В замке, конечно, сейчас было шумно, но орда крепко заснула и, кажется, просыпаться пока не собиралась.

Они не успели, мои быстрые хлопцы, также знавшие о потолке. Я вдруг явственно услышал приближающийся голос самого Ислама Гирея. Хан лично возглавил погоню, и это все меняло. До столкновения оставалось всего ничего, и я понял, что надо делать.

Голый по пояс, я вышел за поворот и встал на виду приближающихся татар, увидевших меня в свете факелов. Меня сразу узнали и вперед, так же как через меня Богдан, вышел хан. Я медленно поднял руки и на тайном языке, придуманном Гиреями в вековой ссылке на Родосе, понятном одному правителю Крыма, четко сказал в лицо остолбеневшему хану, что гетман уже спасен и находится в войске Запорожском, готовом к бою как никогда. Ислам Гирей, придя в себя от неожиданности, поверил мне сразу и выругался по-татарски, что делал крайне редко.