Александр Андреев - Призрак Збаражского замка, или Тайна Богдана Хмельницкого

Магазины, кроме нескольких сетевых маркетов, во избежание тотального воровства были с продавцами, никуда не торопившимися и создававшими большие очереди. До обеда нигде не было возможности разменять хотя бы двести гривен, а надписи на магазинах не соответствовали их содержанию, да и самих продуктовых лавок в исторических центрах почти не было. У Максима сложилось впечатление, что их, как в Черкассах и Кировограде, открывали по кварталам, один на несколько тысяч человек, чтобы устанавливать любые безобразные цены.

Отделов овощей и фруктов в магазинах почти не было, их можно было купить на уделанных рынках, работавших только утром с выходными. Сами рынки были заняты едва на треть и торговали по команде тем, что им давали. В результате, например, в августе, рынки были завалены помидорами и малиной, но не имели яблок и слив, не говоря уже об элементарной зелени. Торговаться на рынках было не с кем, так как нанятые в киоски люди продавали свой ассортимент по ценам, установленным их хозяевами-посредниками. Яйца продавали россыпью, без упаковки, которую кое-где можно было взять по три гривны на десяток, летом обычно тухлые, поскольку лежали навалом на жаре. Хорошее сало или мясо, исключая обколотую бройлерную курятину, можно было купить только в районах, и Максим с удовольствием вспоминал отличный миргородский рынок напротив санаторного комплекса. Уличенные в продаже тухлого или лежалого товара продавцы все как один вели себя нагло и огрызались, что теперь все так торгуют, вернее, втюхивают. Фермерских машин с овощами, фруктами, молочными продуктами и свежим мясом у крупных магазинов и рынков почти не было, и они с разным успехом пытались торговать в жилых районах, опасаясь задержания за якобы незаконную торговлю.

Никто не хотел понимать, что они дружно рубят сук, на котором сидят. На вопрос Максима, почему половина рыночных лавок и первые этажи домов обклеены объявлениями об аренде помещений, в которых недавно работали магазины, ему отвечали, что все креативные работники уехали в Европу гастарбайтерами или сиделками. Историк, прекрасно знавший, что никто и нигде нас без денег не ждет, кроме родины, только расстроился.

Все было устроено так, чтобы вас обобрать. При оказании услуг вас постоянно обманывали, нарушали договоренности и жульничали. Никто, за редким исключением, не был заинтересован в том, чтобы к нему обратились еще раз, вас обирали на ходу, здесь и сейчас. Вас могли в двенадцать ночи заселить в гостиницу на десятый этаж без лифта. Таксисты брали и высаживали пассажиров там, где наглым водилам было удобно. При вызове такси диспетчеры называли низкую цену, чтобы не упустить клиента, а потом перезванивали и предлагали повысить тариф, что не лезло ни в какие ворота. Сами водители перехватывали заказ, находясь в получасе езды от клиента. Проклятия опоздавших на поезд или самолет людей их не интересовали, раз не отказываетесь, туда вам и дорога, и вообще идите пешком и к черту. Поездка по большому городу, где водители в дорогих автомобилях не смотрели на красный сигнал светофора и не соблюдали правил дорожного движения, была сопряжена с риском для жизни. Общественный транспорт работал только по заполнению, а не по расписанию и выглядел просто ужасно.

Во многих городах ощадбанков и коммерческих банков было наперечет, и чтобы заплатить пошлину или за квартиру, надо было провести несколько неприятных часов в битком набитом душном помещении, глядя, как толпа пенсионеров, сломав по незнанию автомат-кассир, ломилась в единственное окно с одним захеканным оператором. В немногочисленных кафе официанты спрашивали ваш заказ, тут же его забывали и приносили черт знает что, путая даже очередность подачи блюд, выдавали давние замороженные продукты за свежие и всегда наливали в кофе холодное молоко, превращая его в бурду. Предупреждать их было бесполезно, они слышали только себя.

Настоящим позором Украины были, без сомнения, страшные вокзалы во главе с киевским, вызывавшим оторопь. На них, как правило, работала одна или две кассы, к которым день и ночь змеились огромные очереди людей, не имевших доступа к интернету. Темные замызганные мосты, туннели и переходы без эскалаторов все как один находились в невменяемом состоянии. На грязных и скользких низких платформах не было скамеек и навесов, а только торчали наглые рожи псевдотаксистов, мешающих пассажирам. О прибытии и отправлении проходящих поездов объявляли за пятнадцать минут, и толпы людей с детьми и кучами мотлоха судорожно искали свои вагоны, на которых ленивые проводники никогда не вывешивали номера. При этом состав мог начинаться с пятого вагона, за которым следовал одиннадцатый, затем третий, а первого не было вообще. Составы могли быть из двух вагонов, и само нахождение на украинских вокзалах было нахождением на минном поле.

Многочисленным пассажирам сесть было почти негде. Им предлагались только так называемые залы повышенной комфортности, кое-как отделявшие уставших людей от толп оккупировавших все вокзалы вонючих и опасных бомжей, на которых не было никакой управы. Отдохнуть в них было можно, только оплатив минимум шесть часов ожидания в зале без элементарного туалета и с орущим как сволочь телевизором, из пульта которого были украдены батарейки. Стоимость посидеть колебалась от нескольких десятков гривен до ста. Дешевые и удобные билеты в кассах были редкостью даже заранее, но везде и всюду предлагали свои услуги коммерческие сервисные центры, продававшие их задорого. Кондиционеры и биотуалеты имелись в одном составе из пятидесяти, и все без исключения поезда были прокурены до рвоты. Обслуживание даже в купейных вагонах было никаким, начиная от страшного холода или дикой жары в вагонах с треснутыми или глухими вечно грязными окнами и кончая уделанным туалетом без бумаги и бурдой вместо чая в пластмассовых позорных кружках. Купить воду у проводника, ленивого как зимний сон, можно было только случайно и переплатив впятеро. В ответ на просьбы и требования пассажиров, сполна заплативших за билеты, наглые и вороватые проводники с удовольствием хамили или пытались читать нравоучения.

Украинские вокзалы, большая часть которых получила статус третьего класса, без туалета и минимального комфорта, за очень короткое время превратились если не в ад, то в чистилище, от них надо было держаться подальше, но такой возможности у многих людей, к сожалению, не было.

Единственными центрами даже не культуры, а цивилизации в стране были музеи, библиотеки и архивы, которые в холодное время года почти не отапливались, и температура в них держалась не выше двенадцати градусов. У Максима не раз сводило пальцы от холода во время работы в читальных залах, сотрудницы которых в нескольких свитерах и гуцулках были похожи на апельсины. Учебные заведения, так называемые выши, влачили жалкое существование, и даже знаменитый Киевский красный университет зимой был нагло закрыт из-за отказа платить за отопление.