Павел Брянцев - Литовское государство [От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке] [litres]

На всех вышеозначенных сеймах главным противником соединения Литвы с Польшею был литовский канцлер Николай Радзивилл Черный, двоюродный брат Варвары, второй жены Сигизмунда-Августа (некоторое время он был и виленским воеводою). Но в 1566 г. он умер, и литовцы, лишившись в покойном канцлере самого горячего защитника самостоятельности Литовского государства, смутились и упали духом, а поляки между тем начали действовать смелее и энергичнее.

23 декабря 1568 г. Сигизмунд-Август снова созвал сейм в г. Люблине, для окончательного соединения Литвы с Польшею. Но так как в это время наступали святки, то сеймовых членов собралось на съезд очень немного, а потому король открытие сейма отложил до окончания праздников, в надежде, что к этому времени соберутся все депутаты. В 1569 г. 10 января сейм был открыт в присутствии всех съехавшихся депутатов, как польских, так и литовско-русских. Самыми выдающимися представителями на Люблинском сейме от Литовского государства были: воевода виленский Николай Радзивилл Рыжий, родной брат Варвары, покойной жены Августа; староста жмудский Коткович; воевода киевский князь Константин Константинович Острожский (русский и православный); воевода волынский князь Адам Чарторыйский (тоже русский и православный) и, наконец, воевода брацлавский князь Роман Сангушко (русский и православный).

С первых же дней сеймовых заседаний между поляками и литовцами возникли ожесточенные споры по поводу понятия о политической унии обоих государств или, лучше сказать, по поводу той формы, в какую должно облечься предполагаемое соединение Польши с Литвою. Поляки требовали, чтобы политическая уния Литовского государства с Польским составлена была на основании прежних актов: Городельского трактата, привилегии Александра и недавно составленной варшавской декларации, то есть поляки хотели: во-первых, чтобы Польша и Литва составляли одно государство под названием «Речь Посполитая» (республика), а поляки с литовцами составляли бы один народ; во-вторых, чтобы один был общий сейм с одинаковым числом представителей обеих народностей, которые решали бы дела государственные и выбирали бы для себя общего короля; в-третьих, чтобы в Литовском государстве не было никаких отдельных должностей и чтобы на все должности одинаково выбирались как поляки, так и литовцы; в-четвертых, наконец, чтобы как поляки имели полное право покупать земли и селиться в Литовском государстве, так и литовцы – в Польском. Но литовские депутаты и слышать не хотели о соединении с Польшею на вышеозначенных условиях. Они заявили полякам, что прежние записи в настоящее время не имеют значения [219]. «Если эти записи, – говорили литовцы, – и подписаны были нашими предками, то все-таки на них ссылаться нет смысла, потому что прежние записи уничтожены были другими нашими предками» [220]. Отказу своему соединиться с Польшею на основании древних записей литовцы привели еще следующее весьма основательное доказательство: «Если мы, – сказали литовские депутаты, – уступим вашим требованиям и соединимся с вами, как того вы желаете, то скоро и мы, и весь народ наш будем затерты и подавлены множеством мудрых и достойных людей народа королевского, а между тем не забывайте, что наши предки и мы грудью и кровью добыли отечество и сражались за его свободу; за такие услуги наши и наших предков мы, уроженцы и действительно исконные обыватели этого государства, желаем сохранить свою самобытность и от своих государей вправе ожидать выгод от этой унии, если она состоится» [221].

Чтобы заставить литовцев соединиться с поляками, согласно желанию сих последних, Сигизмунд-Август несколько раз призывал к себе в замок, где он проживал во время сейма, литовских депутатов и уговаривал их не упорствовать. Но ничто не помогло. Наконец, дело дошло до развязки: наступил воскресный день первой недели Великого поста, это было 27 февраля, литовские депутаты уложили в сундуки и чемоданы свои вещи и на следующий день рано утром уехали из Люблина; своим бегством они ясно показали, что не желают соединения с Польшею.

Поляки сильно были поражены бегством послов литовских и на первых порах их отъезда растерялись и не знали, что делать; потом одумались и приступили к своему королю с требованием, чтобы тот употребил свою власть над литовцами и принудил бы литовских депутатов силою принять унию, а в случае нужды прибегнул бы к оружию: «К этой унии мы не видим иного пути, как употребление верховной власти вашего королевского величества, милостивого государя!» – сказали в заключение польские послы. После отъезда литовских послов, и притом отъезда тайного, Сигизмунд-Август и сам действительно признал необходимым употребить силу против беглецов. Он проникся сознанием, что политическая уния весьма нужна и полезна для обоих государств, и потому всецело стал на сторону поляков. «Я вижу, что сам Бог научает меня, – говорил Август польским сенаторам, – вести дело к тому, чтобы при мне состоялась уния для блага обоих народов, и я ничего не пожалею для того, чтобы довести дело унии до конца, ибо того самого желает сам Бог!» Очевидно, больной и дряблый король воображал, что, навязывая унию Литве, совершает угодное Богу дело. Польские вельможи, с своей стороны, старались уверить Августа в этом и сулили ему за сие на земле вечную и незабвенную память из рода в род, до конца мира, а в загробной жизни бесконечное блаженство! «Ваше величество, милостивый король, если вы соедините Литву с Польшею, то слава о вас пройдет по всему миру и память о великом деле вашем будет жить до тех пор, пока будет хоть один христианин на земле», – сказал один из польских депутатов. Под влиянием такого рода слов и в самом деле воображая, что совершает великое дело, Сигизмунд-Август действительно, после отъезда литовских послов, начал энергично действовать в пользу поляков. Прежде всего он издал универсал о присоединении к Польше литовских областей: Подлесья, Волыни, а потом и Киева. Последнюю область поляки сами потребовали у короля присоединить к короне, чтобы «обрезать крылья Литве», как говорили поляки. После этого Сигизмунд-Август потребовал на сейм всех знатных лиц и государственных чиновников из этих трех вновь присоединенных к Польше областей. И когда те приехали, король приказал всем им немедленно присягнуть на унию Польше, в противном случае угрожал лишением должностей и имений. В это же время порешено было, что в случае вооруженного сопротивления литовцев или даже простого упорства их принять унию, привлечь татар на свою сторону и вместе «с посполитым рушеньем» двинуться на Литву. Но до этого дело не дошло. Правда, уехавшие послы, узнавши, что Сигизмунд-Август уступил собственною властию Польше Подлесье, Волынь и Киев, стали было собирать войско против короля и поляков, но потом тоже одумались и порешили лучше послать послов с протестом. Но на протест, само собою разумеется, не обратили никакого внимания, мало того, прибывших послов арестовали и силою заставили присягнуть унии.