Жюль Верн - Великолепная Ориноко; Россказни Жана-Мари Кабидулена

Алькальд был очень доволен и нашел, что обе лодки находятся в прекрасном состоянии и могут продолжить плавание. Оставалось только подтащить «Гальинету» к берегу, спустить на воду, установить навес и мачты и загрузить багаж. Уже вечером сержант и Жан смогут снова перебраться на свою пирогу и, едва забрезжит рассвет, отправиться в путь.

Пурпурный закат сулил на завтра западный ветер, и необходимо было воспользоваться этим благоприятным обстоятельством.

Пока матросы и пеоны готовились к спуску на воду «Гальинеты», господин Мануэль Асомпсьон, его сыновья и пассажиры пирог прогуливались по берегу. Наблюдая за спуском пироги на воду, алькальд обратил внимание на Хорреса, сильно отличавшегося своей внешностью от других матросов.

— Что это за человек? — спросил он.

— Один из матросов «Гальинеты», — ответил Жак Эллок.

— Он не индеец?

— Нет, испанец.

— Где вы его наняли?

— В Сан-Фернандо.

— Он постоянно плавает по Ориноко?

— Нет, но у нас не хватало одного матроса, а так как этот испанец, намеревавшийся добраться до Санта-Хуаны, предложил нам свои услуги, то Вальдес нанял его.

Хоррес догадался, что речь идет о нем и, не бросая работ, стал прислушиваться к разговору.

— А вы знаете этого человека? — обратился Жак Эллок к алькальду.

— Нет, — ответил господин Мануэль. — Он что, уже бывал в верховьях Ориноко?

— Индейцы даже не догадывались о его ценности

— Индеец Баре утверждает, что встречал его в Кариде, Хоррес же говорит, что никогда там не бывал.

— Я вижу его в первый раз, — сказал алькальд, — но обратил на него внимание именно потому, что его не спутаешь с индейцем. И вы говорите, что он направляется в Санта-Хуану?

— Этот матрос хочет поступить на службу в миссию. Прежде чем отправиться странствовать по свету и плавать по морям, он был послушником в монастыре. По его словам, лет двенадцать назад он встречался с отцом Эсперанте в Каракасе, и, похоже, матрос говорит правду, так как его описание миссионера точь-в-точь совпадает с вашим.

— В конце концов, если он действительно умелый моряк, то все это не имеет значения. Только в этих краях лучше не слишком доверять всяким авантюристам, появившимся неизвестно откуда и направляющимся неизвестно куда…

— Я учту ваш совет, господин Мануэль, — ответил Жак Эллок, — и буду следить за этим испанцем.

Слышал ли Хоррес то, что было сказано? Если и слышал, то не подал виду, лишь в глазах его вспыхнул огонь, который ему не удалось притушить. И хотя алькальд и путешественники подошли к пришвартованной рядом с «Мориче» «Гальинете» и о нем больше не было речи, Хоррес продолжал незаметно прислушиваться к разговору.

Речь шла о том, что лодки должны быть в очень хорошем состоянии, чтобы преодолевать мощное течение в верховьях реки.

— Вы там встретите пороги, — объяснил господин Мануэль, — конечно, не такие опасные, как на Апуре, но пройти которые все-таки очень непросто. В одном месте лодки придется тащить волоком по рифам, и они должны быть очень прочными, чтобы выдержать эту операцию. Я вижу, что пирога сержанта хорошо отремонтирована, а ваша, господин Эллок?

— Не беспокойтесь, господин Мануэль, я приказал матросам все проверить. Парчаль говорит, что днище у нее крепкое. Так что можно надеяться, что наши лодки благополучно преодолеют пороги и выдержат атаки чубаско, которые, как вы говорите, одинаково свирепы как в нижнем, так и в верхнем течении.

— Совершенно верно, — ответил алькальд, — только очень опытные моряки могут справиться с этими опасностями. Впрочем, это не самое страшное, существуют и другие опасности…

— Какие? — с тревогой спросил сержант Марсьяль.

— Присутствие индейцев на берегах Ориноко…

— Господин Мануэль, — спросил Жан, — вы имеете в виду индейцев гуахибо?

— Нет, дитя мое, — улыбаясь ответил алькальд, — эти индейцы совершенно безобидны. Я знаю, что раньше их считали опасными. И в тысяча восемьсот семьдесят девятом году, как раз в то время, когда полковник де Кермор, по всей вероятности, направился к истокам Ориноко, им приписывали разрушение многих деревень и истребление их жителей.

— Значит, моему отцу пришлось отбивать атаки этих гуахибо, и, возможно, он попал к ним в руки? — воскликнул Жан.

— Нет… нет! — поспешил ответить Жак Эллок. — И господин Мануэль наверняка никогда не слышал…

— Никогда, господин Эллок, никогда, дитя мое, и я вам повторяю: ваш отец никак не мог стать жертвой этих индейских племен, потому что вот уже пятнадцать лет, как о них не слышно ничего дурного.

— А вы имели с ними контакты, господин Мануэль? — спросил Жермен Патерн.

— Да… много раз, и могу вас уверить, что господин Шафанжон говорил истинную правду, когда по возвращении рассказывал мне, что эти индейцы — жалкие существа, маленького роста, хилого сложения, очень боязливые. Они обращаются в бегство при малейшей угрозе и, следовательно, их нечего опасаться. А потому я не стану вам говорить: «Остерегайтесь гуахибо», но я вам скажу: «Остерегайтесь авантюристов, какой бы они ни были национальности, которые бродят по этой саване… Остерегайтесь бандитов, способных на любые преступления». Правительству давно следовало бы очистить от них край, отправив на их поимку полицию.

— Но ведь эти авантюристы — бич не только путешественников, — заметил Жермен Патерн, — они также представляют опасность для ранчо и их владельцев.

— Конечно, господин Патерн. Но мои сыновья, мои пеоны и я, мы всегда настороже. Если эти бандиты приблизятся к ранчо, они будут тут же обезоружены, врасплох они нас не застанут. Мы их встретим оружейными выстрелами, и это отобьет у них охоту еще раз совать сюда нос. Впрочем, они знают, что в Данако живут отважные марикитаре, а потому вряд ли осмелятся нападать. А вот путешественники, которые плывут по реке выше Касикьяре, ни в коем случае не должны терять бдительности: берега ненадежны.

— Да, нас предупреждали, что здесь бродят банды кива.

— К несчастью, это верно! — подтвердил алькальд.

— Говорят даже, что их главарь — беглый каторжник.

— Да… очень опасный человек!

— Мы уже не первый раз слышим об этом каторжнике, бежавшем из Кайенны, — заметил сержант Марсьяль.

— Он действительно бежал из Кайенны.

— Значит, он француз? — спросил Жак Эллок.

— Нет… испанец, но приговор ему был вынесен во Франции.

— И как его зовут?

— Альфанис.

— Альфанис? Может быть, это прозвище? — спросил Жермен Патерн.

— Да нет, похоже, это его настоящее имя.

Хоррес, делая вид, что рассматривает разбросанные на песке предметы, медленно шел вдоль берега, чтобы лучше слышать разговор, и, если бы Жак Эллок взглянул на него в тот момент, он увидел бы, что лицо испанца исказила злобная гримаса.