Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

Нет, этот момент еще не настал! Жан сохранял хладнокровие, жуткое хладнокровие человека, который приготовился к отмщению.

Лже-зуав постучал каблуком по камню, три раза, с равными промежутками. Прошло пять томительных минут. И вдруг Оторва услышал скрежет. Плита повернулась вокруг невидимой оси, одна половина встала торчком, другая исчезла в глубокой впадине.

Оттуда появился черный силуэт и произнес по-французски:

— Это вы?

— Да! — ответил лже-зуав.

— Вы один?

— Конечно.

— Все меры предосторожности приняты?

— Да, все до мелочей.

— Хорошо, идите!

Тень исчезла, за ней последовал лже-зуав. Отверстие, в которое они спустились, все еще было открыто. Бесстрашный воин, готовый, если надо, пожертвовать и жизнью, Оторва принял, как обычно, поразительно смелое решение. Он быстро расстегнул гетры, сбросил башмаки и остался босиком. Потом тихо и властно приказал Картечи:

— Лежать!

И, ни секунды не колеблясь, нырнул в свою очередь в отверстие. Его ноги нащупали знакомые ступени каменной лестницы, которая была перенесена, когда замуровали ход из часовни.

Храбрец попал в сводчатый коридор. В пятидесяти шагах впереди него медленно шли два человека, первый нес в руках факел. Босые ноги Оторвы ступали совершенно бесшумно. Он шагал быстро, догоняя двух заговорщиков, полагавших, что они одни и, следовательно, в полной безопасности.

Узкий туннель, выводящий в арсенал, был, должно быть, расширен, потому что ползти не понадобилось. Те двое прошли, лишь нагнувшись. Оторва, добравшись до арсенала, остановился, чтобы прислушаться и убедиться в том, что никого больше нет. Он вытянул шею и увидел своих врагов — они стояли посреди ротонды [1600] Ротонда — круглая постройка, перекрытая куполом. и разговаривали вполголоса.

Потом Жан услышал шуршание бумаги, звон золота. Опять это проклятое золото, золото предательства!

Лже-зуав положил в карман толстый кошелек и собрался уходить.

Пришла пора действовать. Чтобы ничто его не стесняло, Оторва сбросил с себя русскую шинель.

Великолепный прыжок — и ударом головы в живот Оторва опрокинул лже-зуава на землю. Тот упал без чувств.

— Готов! — сказал Оторва, разражаясь смехом.

Другой человек, в форме русского офицера, тоже не знал страха и не терял хладнокровия. Отступив на шаг, он выхватил из кармана заряженный пистолет и выстрелил во француза. Однако тут же испустил крик ярости и боли. В то мгновение, когда он нажал на спусковой курок, какое-то легкое проворное существо прыгнуло на него из полутьмы. Острые зубы прокусили запястье до кости. Пистолет отклонился в сторону. Пуля, которая должна была пронзить грудь Оторвы, царапнула камни свода.

— Картечь! Это ты!.. Картечь!

Почуяв неприятеля и уловив грозившую хозяину опасность, храбрая собака нарушила приказание и кинулась ему на помощь. Словно посланная самим Провидением [1601] Провид е ние — по христианскому вероучению — верховное существо (Бог), управляющее всеми мировыми событиями; также — непрерывное попечение Бога о Вселенной. , она спасла жизнь нашего зуава!

В следующую секунду русский отбросил отважную собачонку, кинулся к козлам и вытащил ружье.

Оторва же оставил Дружка наверху, под кипарисами. Он был безоружен…

Да, но при нем пистолет кебира! Тот, который у него за поясом… который принес Буффарик… С молниеносной быстротой зуав выхватил его и разрядил, не целясь, наугад…

Получив заряд прямо меж глаз, русский офицер упал с раздробленным черепом. Оторва хладнокровно воскликнул:

— Кто-то должен был получить пулю в лоб, или ты, или я! А теперь займемся-ка другим!

Другой — это лже-зуав, предатель, жалкий мерзавец; он пошевелился и застонал.

— Смотри-ка, — сказал наш герой насмешливо, — он приделал себе фальшивую бороду, чтобы больше быть на меня похожим… То-то будет смеху…

Внезапно раздались глухие взрывы, от которых задрожала земля. Это началась бомбардировка.

— Прежде чем посмеяться, придется еще и повоевать! Сматываем удочки! Нужно только раздобыть веревку… связать этого господина… Посмотрим в ящике… Вот это мне и нужно.

В гаубичном ящике Жан нашел моток веревки, торопливо связал пленника и накинул ему на шею петлю со скользящим узлом.

Затем не без труда, то подталкивая сержанта, то волоча его за собой, Оторва добрался до своего укрытия под кипарисами.

Севастополь в это время был охвачен огненным кольцом. Гаубицы, пушки, мортиры грохотали без передышки, осыпая снарядами английские позиции.

— Неподходящее время для возвращения! — рассудил Оторва. — Чугун так и сыплется с неба — не повредили бы мне моего дорогого Леона Дюре. Ведь это ты, не так ли, сержант? Подложный зуав… негодяй на службе у неприятеля… предавший честь… знамя… Францию. Но хватит… об этом поговорим позже!

Вдруг молодой человек вспомнил об арсенале, заставленном бочками с порохом, и ему пришла в голову одна мысль. У этого Оторвы всегда великолепные мысли!

— Ведь там, — сказал он себе, — по крайней мере десять тонн пороха. И, если не ошибаюсь, он расположен как раз под тем люнетом, который так досаждает капитану Шампоберу. Десять тонн пороха! Какой прекрасный фейерверк! Ну что ж! Отметим-ка свою победу и возвращение во Второй полк. А московцы у меня попляшут… Пошли!

Удостоверившись, что его пленник не может шевельнуть и пальцем, Оторва взял свечу, спички, ножовку, которой он перепилил железный прут в каземате, и снова спустился в подземный ход.

Жан наткнулся на тело русского офицера, убедился в том, что за время его короткой отлучки в арсенале ничего не произошло, и не мешкая принялся подпиливать верхний край одной из бочек. После десятиминутных усилий ему удалось добраться до содержимого бочки.

Порох в бочке оказался зернистый, сыпучий и очень сухой. Оторве некогда было готовить фитиль. Действуя с присущей ему беспримерной отвагой, он воткнул горящую свечу в самую середину бочки.

«Пламя доберется до пороха не раньше, чем через два часа, — рассудил он. — И не зваться мне Оторвой, если через два часа наверху все не полетит вверх тормашками!»

Наш зуав собрался было идти, но вдруг споткнулся о русскую шинель, которую сбросил на пол. Подобрав ее, он вдруг начал хохотать — ему в голову пришла забавная мысль.

«Я надену ее и в ней вернусь в наши траншеи. Меня примут за московца, который ведет пленника-зуава… лже-Оторву. Вот будет комедия!»

Молодой человек возвратился в свое укрытие, обулся, погладил собаку, взвалил на плечо пожитки и сказал пленнику:

— Пошли!

Предатель тем временем пришел в себя. Он понимал ужас своего положения и упирался изо всех сил. Оторва невозмутимо зажал в кулаке конец веревки со скользящим узлом и поволочил пленника за собой.