Люси Уорсли - Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости

Впоследствии открылось важное обстоятельство, доказывавшее невиновность Уоллеса, умершего всего через два года после супруги. Хотя официально обвинение с него было снято, репутация его оказалась загубленной, и ему пришлось сменить место жительства, потому что прежние друзья стали относиться к нему с подозрением. В найденном после его смерти дневнике он писал, как тоскует по жене, и выражал уверенность в том, что убийца ее жив-здоров и благоденствует.

В один прекрасный день, писал Уоллес, «на крыльце моего дома притаится фигура, готовая нанести удар», и «это будет он, убийца моей жены».

*

Общительная, организованная и властная Дороти Ли Сэйерс, очевидно, стала душой Детективного клуба, и все его ритуалы несли на себе несомненный отпечаток ее личности со столь характерной для нее ироничностью. Для ритуала инициации клуб использовал ряд интересных аксессуаров: красную мантию председателя, черные свечи и человеческий череп по прозвищу Эрик с красными лампочками в глазницах.

Первым председателем клуба и первым носителем красной мантии был Г. К. Честертон. В 1960-х годах исконная мантия порвалась на встрече в отеле «Савой». В возмещение ущерба отель подарил клубу новую мантию, которой пользуются и поныне. Ее внушительные размеры, как говорят, объясняются внушительными габаритами первого председателя.

Во время ритуала инициации в темный зал вносили череп Эрик с глазами на батарейках. Найо Марш описала одну из таких церемоний, состоявшуюся в 1937 году в Гросвенор-Хаусе.

Дверь в дальнем конце зала очень медленно (как всегда открываются двери в детективах) отворилась. На пороге показалась мисс Дороти Сэйерс в академической мантии, освещенная единственной свечой. Она поднялась на трибуну. Представьте мой испуг, когда я заметила, что она прячет в складках мантии большой автоматический револьвер. <���…> Затем появилась мрачная процессия со свечами и орудиями убийства: там был смотритель тупого предмета с устрашающей дубинкой, смотритель обнаженного клинка — кажется, это был кинжал, — смотритель отравленного фиала, а последним следовал Джон Род [31] Джон Род — псевдоним Сесила Стрита (1884–1965), члена Детективного клуба и автора романов, где в качестве детектива выступал судебно-медицинский эксперт. — Прим. автора. с ухмыляющимся черепом на черной подушке.

Церемония начиналась с того, что председатель спрашивал зловещим голосом: «Что означают эти огни и это напоминание о нашей бренности?»

Кандидатам, желавшим вступить в клуб, полагалось произнести тщательного выверенные слова клятвы:

Обещаешь ли ты, что твой сыщик будет заниматься истинным сыском, употребляя свой собственный ум и смекалку, а не полагаться на Божественное Откровение, Женскую Интуицию и Фокусы-Покусы?

— Обещаю.

— Даешь ли ты торжественную клятву никогда не скрывать от читателя важных улик?

— Даю.

— Обещаешь ли ты проявлять умеренность в использовании гангстерских банд, заговоров, лучей смерти, привидений, гипноза, потайных люков, загадочных китайцев, сверхпреступников, безумцев и неизвестных науке ядов?

— Обещаю.

На заседании, на котором присутствовала Найо Марш, случился вполне драматический курьез. После того как новый член клуба принес клятву, «без всякого предупреждения в гостиной отеля «Гросвенор-Хаус», в 11 часов летнего вечера, мисс Сэйерс разрядила свой шестизарядный револьвер. Испуская дикие вопли, все другие носители оружия — дубинок, клинков и смертоносных ядов — принялись потрясать ими, а Джон Род с помощью какого-то скрытого устройства осветил череп изнутри. И тут, к вечному моему стыду, доверитель мой разразился громким хохотом гиены».

Все описанное, без сомнения, затеяно было в шутку и ради забавы, но с годами Сэйерс, возможно, излишне вжившись в роль, стала исполнять «ритуал с такой торжественной важностью, что шутливый характер его несколько терялся».

После войны Детективный клуб вынужден был, следуя духу времени, согласиться принимать в свои ряды и авторов триллеров, которых поначалу отвергал. В наши дни клуб насчитывает шестьдесят членов, и на каждом заседании по-прежнему появляется череп Эрик (хотя один доктор исследовал его и высказал предположение, что некогда он принадлежал женщине).

Саймон Бретт, теперешний председатель клуба, рассказал мне о недавней дискуссии по поводу этичности использования Эрика. Правильно ли с точки зрения морали, говорили недовольные, подвергать останки унижению, используя их в качестве реквизита в шутливой церемонии, да еще и вставлять в глазницы черепа светящиеся лампочки? Спор был жарким — на одной чаше весов достоинство Эрика, на другой — несколько десятилетий истории Детективного клуба. Но, как значится в протоколе заседания, «глаза остаются», то есть Эриком пользуются по-прежнему.

Сами заседания клуба и то, как они проходят, напоминают сцену из детектива, и даже Агата Кристи не поборола искушения использовать их в романе. В ее тридцать пятой рабочей тетради можно увидеть набросок сюжета: «Убийство в Детективном клубе — миссис Оливер — два ее гостя — убийство происходит, когда начинается ритуал».

Бретт рассказал мне и о другом памятном заседании, проводившемся не так давно в Гарриковском клубе жарким и душным летним вечером. Одна дама упала в обморок, и все присутствовавшие писатели, едва убедившись в том, что она жива, потянулись к своим ноутбукам.

В 1930-х годах в Британии насчитывалось три миллиона безработных, Великая депрессия подрывала экономику, по всей Европе распространились диктаторские режимы, фашисты проводили митинги в лондонском Ист-Энде. Не успели затянуться раны Первой мировой войны, как послышались первые громовые раскаты Второй мировой. Но для членов Детективного клуба золотого века все эти потрясения проходили почти незамеченными.

Сейчас, по прошествии времени, полное отсутствие этих тем в детективах межвоенного периода представляется чем-то большим, чем простое небрежение или незнание. Скорее это выглядит сознательной попыткой изгнать из поля своего зрения и тем самым уничтожить нечто нежелательное. Как пишет исследователь жанра Джулиан Симонс, «почти всех британских писателей 1920–1930-х годов, как и большинство американских, можно смело назвать откровенно правыми. Из этого не следует, что они были открытыми антисемитами или антирадикалами [хотя многие из них именно такие], но консерватизм их сознания поистине поразителен… общественное устройство в их произведениях выглядит незыблемым, раз навсегда установленным, застывшим и бездушно-механическим, как у инков».