Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя [калибрятина]

Я поинтересовалась у Жюли, почему она так заторопилась с отъездом.

– Вы больше не желаете их видеть? – спросила я.

– Не думайте так, друг мой. Именно потому, что мы будем видеть их, и довольно часто, я не захотела длить первую встречу. Можете мне поверить, в эту минуту наши господа вне себя от досады. Нам недолго ждать от них вестей.

В тот же вечер она принялась объяснять мне, с кем мы имеем дело. Жюли ведь и раньше не теряла времени. Она и правда знала все.

V

Старший из двух наших венецианских масок был сомнительной личностью. Великий соблазнитель, игрок и шулер, но образованный и начитанный, маркиз де Г* частенько был вынужден спасаться бегством от последствий своего поведения. А его спутник, Джакомо, который так галантно со мной обходился, был отпрыском знатной венецианской семьи. Род судовладельцев и банкиров, к которому принадлежал молодой человек, дал Республике многих дожей. Его мать умерла в родах. Что до отца, он в прошлом году попал в плен при нападении берберских пиратов и не перенес ранения и лишений, на которые они его обрекли. Джакомо, таким образом, оказался наследником огромного состояния, поскольку у него не было ни братьев, ни сестер.

Как эти двое встретились? Возможно, старший благодаря своим связям втерся в окружение Джакомо, распознал его слабость и неопытность и убедил последовать за собой в поездке по Европе, чтобы тот узнал жизнь и светское общество.

С точки зрения Жюли, молодой венецианец был наиболее подходящей кандидатурой в данных обстоятельствах. Она взяла на себя труд убедить в этом маркиза. А потому она приблизила его к себе, что, в сущности, не было ей так уж в тягость: он веселил ее, а она любила быть предметом ухаживаний. Она не боялась оказаться в один прекрасный день брошенной, потому что искала в его обществе лишь сиюминутного удовольствия.

И вот благодаря ей уже со второй нашей встречи между мной и Джакомо установились отношения, полные свежести и очарования. Жюли оставила маркизу достаточно сведений, чтобы тот сумел ее отыскать. Уже назавтра она получила от него письмо, к которому было приложено еще одно – от Джакомо для меня. Она снова увиделась со своим венецианцем и, достаточно хорошо зная Париж, направила его туда, где он мог утолить свою жажду распутства. Взамен она получила от него заверение в том, что его протеже будет держаться со мной в рамках приличий и проявлять всю возможную почтительность, на какую вправе рассчитывать серьезная женщина. Главным было настроить его на любовь, а не на приятную интрижку.

Мы выезжали вдвоем в экипаже, который он держал в Париже, не прячась, но и не выставляя себя напоказ, то есть ограничиваясь посещением общественных мест. Он водил меня в театр и игорные залы, к продавцам старины и в кафе. Мы совершали долгие прогулки за пределами бульваров, добираясь, несмотря на холод, до мельниц Менильмонтана или до деревни Пасси. Джакомо был всегда весел. Он разглядывал все вокруг и брал с собой листки бумаги и перо, чтобы делать зарисовки. Везде он прекрасно себя чувствовал, и один его вид поднимал настроение. Он выучился у цыган искусству жонглировать и показывать фокусы.

Инстинктивно или потому, что его наставлял маркиз, со мной он не позволял себе ни малейшей вольности. Максимум, что он допускал, – жест нежности, когда он брал меня за руку или поправлял мой выбившийся локон. После смущения первых встреч я прониклась к нему доверием. Мне казалось, что мы общаемся как брат с сестрой. Он был тем спутником, о котором я мечтала, чтобы наслаждаться этим городом красоты и удовольствий.

Когда я оказывалась в обществе Жюли, она требовала от меня отчета в том, как развиваются наши отношения. Через несколько недель таких встреч я была вынуждена признаться ей, что на этот раз сдержанность играет против меня: во мне росло желание. Я начала воспринимать молодого человека как часть своей жизни, мне будет его не хватать, если он отдалится. Учитывая, что конечной моей целью было сближение с Августом, игра становилась опасной. Жюли смеялась и велела мне продолжать.

Настал момент, когда я предупредила ее, что все расскажу Августу, чтобы приблизить развязку этой комедии, грозившей обратиться в драму. Я не могла смотреть на губы Джакомо без желания поцеловать их. И прекрасно чувствовала, что предостережения маркиза теряют свою весомость для Джакомо под воздействием естественных порывов. Однажды февральским вечером, когда пошел легкий снег, а до ближайших парижских домов было еще далеко, мы укрылись под навесом хлебопекарни. Джакомо обнял меня, чтобы согреть. Грудью я прижималась к его торсу, а бугорок панталон неоспоримо свидетельствовал о его возбуждении. Наши губы были слишком близко, чтобы не коснуться друг друга, а затем не слиться воедино. Если бы колючий холод не помешал нам раздеться, готова поспорить, что мы отдались бы друг другу. Мы вернулись уже затемно, пробежав по снегу, смешанному с грязью и блестевшему под луной. Я позвала Жюли и осыпала ее горькими упреками. Она довела меня до крайности, и, как я и боялась, теперь я настолько увлеклась Джакомо, что даже не корила себя за то, что пошла ему навстречу.

– Отлично, – заключила она. – Вот сейчас самое время действовать в отношении Августа. Пока вы не были действительно влюблены, вы не сумели бы сыграть ту роль, которая отныне будет вашей.

Должна признаться, в тот вечер, не зная, о ком мне грезить, и чувствуя себя в большой опасности, я ее ненавидела.

* * *

Первый этап разработанного нами плана оставлял открытым вопрос о дальнейших действиях: прежде всего я должна была объявить Августу, что отказываюсь от замужества.

Утром он вернулся из Лорьяна, где снаряжались корабли для экспедиции на Мадагаскар. Я не дала ему времени переодеться. Он был еще в костюме для верховой езды, забрызганный грязью с головы до пят, когда я передала, что нам необходимо поговорить. Он с неудовольствием принял меня, оставшись стоять. Мое лицо припухло от бессонницы и ночных слез.

– Что такое?

– Я только хотела сказать тебе… что свадьбы не будет.

Он пожал плечами и отвернулся. При всех серьезных сложностях, с которыми ему приходилось сталкиваться, эта женская канитель казалась ему смешной и неуместной.

– А ты можешь объяснить мне причину? – спросил он, снова поворачиваясь ко мне лицом.

Мы предвидели вопрос, как и ответ, но он вылетел у меня из головы. Мне следовало сказать: «Потому что я полюбила другого», – но я разрыдалась и вышла из комнаты, закрыв лицо руками.

Никаких других сцен в тот день не последовало. Я осталась в своей спальне, а Август, изнемогавший от усталости, лег спать, не поужинав. На следующее утро, передохнув, мы встретились за завтраком.