Мария Кича - Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур

В арабских странах сформировался особый кофейный этикет. Гостю обязательно предлагают чашку кофе, отказаться от нее – значит оскорбить хозяина. Кофе подают в маленьких круглых чашках без ручек – их наполняют на треть, дабы гость не обжегся. Чашка, наполненная более чем наполовину, говорит о том, что хозяин желает скорейшего ухода гостя. Принимая чашку из рук хозяина и ставя ее на стол, гость показывает, что у него есть просьба. Если хозяин исполняет ее, гость выпивает кофе, если нет – оставляет кофе нетронутым.

Получив признание в арабском мире, кофе попал на берега Босфора. Он был завезен в Стамбул из Йемена и Сирии в XVI веке и спустя век распространился в Европе. На берегах Босфора напиток моментально завоевал множество поклонников.

Османский кофейный этикет во многом заимствован у арабов и отчасти действует в нынешней Турции. Гостя не спрашивали, голоден ли он, – ему приносили кофе и щербет. Взявшись за кофейную чашку, гость давал знак, что не хочет есть; в противном случае накрывали стол. Девушку, в дом которой приходят сваты, просят сварить кофе: семье будущего мужа надо оценить умение невесты готовить этот напиток. Османская девушка могла обозначить свою симпатию к жениху, бросив в чашку лепесток тюльпана. В книге Памука «Стамбул. Город воспоминаний» есть такой эпизод: возлюбленная автора сообщает, что мать против их отношений и собирается показать ее свахе. Памук спрашивает: «Будешь угощать сваху кофе?»

В Порте кофе был призван заменить запрещенный исламом алкоголь. Некий столичный поэт XVI века сетовал:

Популярность кофе повлекла за собой возникновение знаменитых стамбульских кофеен. Первая из них открылась в 1554 году. В середине XVIII века каждой седьмой торговой точкой в Стамбуле была кофейня. На Босфоре их насчитывалось около 100 (только в Бешикташе – 20). Одни были респектабельными; другие, наоборот, пользовались дурной репутацией.

Вспоминая визит в стамбульскую кофейню, Амичис отмечает, что она была захудалой и не сильно отличалась от заведений времен Сулеймана I – либо тех кафе, куда в XVII веке врывался Мурад IV с ятаганом в руке, дабы наказать продавцов запрещенного напитка. Черная жидкость породила множество султанских фирманов и жарких теологических диспутов. Суровые проповедники называли кофе «противником сна и продолженья рода», проповедники иного сорта – «гением мечтаний и возбудителем воображения». Несмотря на это, кофе, по словам Амичиса, занял третье место в списке главных развлечений османов, после любви и табака.

Кофейни способствовали распространению свободомыслия – поэтому падишахи боролись с этими рассадниками вольнодумства. Первым султаном, велевшим закрыть кофейни, стал Селим II; но суфийские шейхи заявили, что употребление кофе не противоречит исламу. Селим покорился, и кофейни были открыты – впрочем, их атмосфера не изменилась. Согласно городской легенде, Мехмед III (внук Селима) однажды переоделся простолюдином, зашел в кофейню и ужаснулся: посетители критиковали и высмеивали султана!

Разгневанный падишах издал указ, в соответствии с которым кофе признавался греховным напитком, а все кофейни опять надлежало закрыть. Впрочем, фирман так и не был реализован. Кофейни работали вплоть до эпохи правления Мурада IV – тот запретил кофе, опиум, алкоголь и табак и безжалостно карал нарушителей. Еще одним султаном, нанесшим удар столичным кофейням, стал Махмуд II, – в июне 1826 года верные ему войска громили кофейни и парикмахерские, принадлежавшие янычарам.

Кофейни всегда были душой Стамбула – в них слушали музыку, спорили о политике, сплетничали и просто отдыхали. Жизнь горожан вращалась вокруг мечети, базара и кофейни – трех главных институтов Ближнего Востока. Деваль, будучи энергичным европейцем, считал такое времяпровождение бесполезным. По его словам, турки охотнее посещают кафе, нежели мечеть – ибо их лень превозмогает набожность. Прогрессивно настроенный герой романа Али Сабаххатина «Дьявол внутри нас» возмущается: «И что мы видим, кроме двух-трех кофеен? Духовная жизнь, духовная жизнь… А не глупо ли считать, что споры и ругань в кофейнях развивают умственные способности?»

В стамбульских кофейнях приобрело известность понятие кайфа – одно из ключевых в культуре Востока. Слово «кайф» происходит от турецкого «keyif» и означает «время приятного безделья». Оригинальный термин ( араб. – удовольствие, наслаждение) встречается в Коране – согласно ему, праведники в раю пребывают в состоянии вечного кайфа.

В 1819 году австрийский дипломат Йозеф фон Гаммер-Пургшталь опубликовал статью «Путешествие по азиатской Турции», в которой сравнил кайф с итальянским «сладостным ничегонеделанием» (dolce far niente). Деваль говорит о присущей туркам исступленной склонности к разврату – отсюда якобы проистекает их лень и стремление целый день лежать на диване, куря трубку и перебирая в руках четки. Помимо табака и кофе, расслаблению способствовало употребление опиума и алкоголя.

Слово «алкоголь» происходит от арабского наименования сурьмы – «al-kuħl» ( ); арабки пользовались пудрой из нее в косметических целях. Европейцы познакомились с ней в Средние века. Постепенно алкоголем стали называть все мелкодисперсные порошки, а затем и все виды летучих веществ, включая спиртосодержащие жидкости.

Алкоголь был широко известен на Древнем Востоке. Египтяне, ассирийцы, шумеры, хетты и персы варили пиво, делали вино и водку. Аравийские бедуины любили арак. В 626 году жители Медины спросили пророка Мухаммеда, как ислам относится к алкоголю и азартным играм. В ответ был ниспослан следующий аят (стих) Корана: «Они спрашивают тебя о вине и азартных играх. Скажи: “В них есть большой грех, но есть и польза для людей, хотя греха в них больше, чем пользы”» (Коран 2:219).

Подобного разъяснения хватило, чтобы часть мусульман прекратила пить вино и увлекаться азартными играми. Впрочем, Коран не отвратил от греховных поступков всех – арабы были сильно привязаны к спиртному и не могли сразу отказаться от него. Вино, наравне с любовью и женской красотой, воспевали великие поэты. Омар Хайям писал:

В фольклоре народов Ближнего Востока алкоголь превратился в волшебный напиток прозрения и бессмертия. Многие мусульмане воспринимали его не только как чувственное удовольствие, способ забыться или найти точку опоры – но и как наследие своих предков.