Ларс Браунворт - Краткая история крестовых походов

В качестве короля Иерусалима Фульк мог по праву возглавить северное государство как регент, но благоразумно решил с этим не торопиться. Антиохия, чтобы править ею из Иерусалима, представлялась слишком важной для безопасности всего Утремера. Поскольку у Боэмунда II осталась девятилетняя дочь, Фульк приказал выдать ее замуж за только что прибывшего на Восток дворянина по имени Раймонд де Пуатье, давным-давно перешагнувшего тридцатилетний рубеж, который совсем скоро поверг весь Утремер в хаос.

Добившись стабильной обстановки на севере, Фульк занялся последней значимой угрозой на своем южном побережье. Крепость Ашкелон по-прежнему была в руках Фатимидов, которые – благодаря ее расположению на самом берегу – могли, когда им заблагорассудится, высаживать войска и устраивать набеги. Эту дыру в безопасности, не говоря уж о постоянных препятствиях в торговле, терпели слишком долго.

К сожалению, чтобы взять крепость штурмом, Фульку не хватало живой силы, а об осаде не могло быть и речи. Иерусалимское королевство, обладая протяженной береговой линией, не имело собственного флота, поэтому не могло помешать доставке в Ашкелон припасов или подкрепления. Однако Фульк был терпелив. Будучи не в состоянии устроить блокаду с моря, он пошел на другой, но тоже очень эффективный шаг. По его приказу на сухопутных подступах к Ашкелону было построено несколько замков, после чего покидать пределы крепости или возвращаться обратно стало практически невозможно. Фатимиды сколь угодно могли высаживать войска на радость себе, но в кольце окружавших их цитаделей те неизменно оставались в ней блокированы.

В качестве последней меры предосторожности контроль над большинством этих замков Фульк передал госпитальерам, беспрепятственно покинувшим ряды его солдат, чтобы заняться другими делами. Ашкелон был теперь изолирован, а его выживание всецело зависело от Египта. Подобно грозди, медленно увядающей на виноградной лозе, его падение стало лишь вопросом времени.

То, что Фульк позаботился о нейтрализации Ашкелона, стало истинным благом, потому как в его армии отчаянно нуждались в других местах. Тревожные новости поступали из Алеппо. Духовенство тамошнего могущественного атабека Занги проповедовало новый джихад, чтобы сбросить крестоносцев в море. Всех правоверных мусульман призывали забыть взаимные обиды и объявить войну неверным. Для достижения победы годились любые средства – обман, убийство, поле брани. Всему исламскому миру предписывалось выступить единым фронтом и воевать до тех пор, пока последний христианский захватчик не будет поставлен на колени.

Для Занги это в значительной степени было демонстрацией политических намерений. Взяв под контроль одновременно Алеппо и Мосул, он и так уже стал самым могущественным мусульманским принцем на всем Ближнем Востоке. Но ему на пятки наступали конкуренты, и в первую очередь эмир Дамаска. Сумей Занги присоединить этот город к своим владениям, ему удалось бы стать могущественнее самого Кербоги. Поэтому его попытки выставить себя борцом за веру представляли собой и игры в борьбе за верховную власть. Только объединив под своим началом весь мусульманский мир, он мог приступить к реализации «великой задачи» уничтожения христиан.

К счастью для крестоносцев, овладеть Дамаском оказалось куда труднее, чем думал Занги. Многочисленные осады так и не помогли взять город, а независимость, которую продолжал демонстрировать Занги, вредила его репутации. Однако к 1137 году замаячил долгожданный конец. Поскольку Дамаск все больше слабел, Занги решил поставить под ружье еще одну многочисленную армию. А когда более чем уместное нападение Византии отсрочило неизбежную развязку, отчаявшийся эмир отправил к Фульку гонцов, умоляя о помощи.

Эта просьба, равно как и реакция на нее Фулька, иллюстрировали очень важные перемены, произошедшие в государствах крестоносцев. К этому времени первое поколение западных рыцарей уже покоилось в земле. Их дети и внуки, выросшие в Леванте, в корне от них отличались. Города Утремера представляли собой кипучую смесь всех рас и религий, причем выходцы с Запада неизменно присутствовали там в меньшинстве. Обычаи и привычки Европы постепенно смешивались с местными традициями, а то и вовсе забывались. Эти мужчины и женщины прекрасно осознавали шаткость своего положения. Как написал один летописец: «Мы практически забыли, где родились…» Отправляясь в Европу, они обнаруживали, что, несмотря на безупречную родословную и титулы, их считали слишком восточными для Запада и слишком западными для Востока.

Те, кто вырос в Утремере, безнадежно окруженные намного превышавшим их по численности врагом, поняли то, что византийцы знали уже давно. Мусульмане были их неизменным соседом, а лучшая стратегия заключалась в том, чтобы этого соседа разъединять – в тот момент, когда они выступят единым фронтом, о любых надеждах можно будет забыть. Поэтому когда эмир Дамаска обратился к Фульку за помощью, многие его советники призвали помощь оказать.

Мысль об этом наполнила отвращением души тех, кто только-только приехал из Европы. Пропасть между новичками и уроженцами Утремера нигде не была так глубока, как в их представлениях о дипломатии. Первый крестовый поход предприняли, чтобы вырвать Святую землю из рук укравших ее исламских правителей, а не для того, чтобы вступать с мусульманами в сделки. Мусульмане представляли собой «силы Антихриста», оккупировавшие христианские земли от Малой Азии до Испании. Это был враг, с которым надо было сражаться зубами и когтями до полной победы. И представить, чтобы король крестоносцев выступил в защиту мусульманских правителей Дамаска – города, в котором принял христианство святой Павел, – была совершенно немыслимо.

Фульк отнюдь не строил иллюзий в отношении могущества своего королевства, поэтому мудро решил помочь Дамаску. Кампания увенчалась успехом – благодаря быстрым действиям Фулька и восстанию в Месопотамии, которое отвлекло внимание Занги. Но если пропасть между рожденными в Утремере и теми, кто совсем недавно прибыл из Европы все больше расширялась, то в мусульманском мире границы, разделявшие враждующие стороны, постепенно стирались.

К 1137 году на пути Занги к верховной власти осталось совсем немного препятствий. Многочисленные внутренние волнения с течением времени естественным образом сошли на нет. Мятежных правителей разгромили, а на их место посадили покорных. Даже Дамаск, и тот удалось нейтрализовать после дворцового переворота и установления временного режима, дружественного по отношению к Алеппо. У государств крестоносцев больше не осталось ни союзников, к которым можно было бы обратиться в случае нужды, ни мятежных правителей, чтобы взять их подкупом. Стол для главного наступления с целью вышвырнуть неверных со Среднего Востока был уже накрыт.