Сергей Нечаев - Кто убил Жозефину? Тайна смерти жены Наполеона

Историк Фредерик Массон констатирует:

«Уже во время первой итальянской кампании она пустила в ход с Бонапартом игру в беременность; но тогда это был предлог, чтобы не ехать к нему; она видела, как он поймался на эту удочку; она поняла, что инстинкт отцовства силен в нем. По мере того как поднималась его звезда, она начинала понимать, что материнство должно быть для нее не предлогом, но целью. Трон, по ступеням которого он неуклонно поднимался, подразумевал обеспеченное наследование».

Жозефина не могла не понимать, что вокруг ребенка сплелось все – и честолюбивые замыслы одних, и тревоги других. В самом деле, каждый из братьев Наполеона, поднимавшегося все выше и выше, мечтал быть продолжателем его дела, а его сестры (особенно Каролина) уже открыто ставили вопрос, не могут ли и их мужья тоже рассматриваться в качестве наследников. Наконец, и все французы, пережившие за последнее время столько государственных переворотов, жаждали стабильности, измеряемой не сроком жизни одного, пусть даже самого выдающегося человека, а обеспечивающей покой на долгое-долгое время.

Имей Наполеон детей, проблем не было бы. Ребенок (желательно мальчик) положил бы конец инстинктивным пожеланиям одних и бесцеремонным домогательствам других. Но детей у Наполеона не было. И возникал естественный вопрос, кто в этом виноват? Он сам или Жозефина?

Жозефина чувствовала, что именно здесь она может быть очень уязвима, и пускалась на всевозможные ухищрения. Она разъезжала по водолечебным курортам, известным своим свойством исцелять женщин от бесплодия: Экс-ле-Бэн, Пломбьер и др. Она покорно следовала всем медицинским предписаниям, советовалась со всякими прорицателями-шарлатанами, совершала какие-то безумные паломничества…

Все было бесполезно.

Фредерик Массон отмечает:

«Каждый раз когда у нее зарождались иллюзии или надежды, она предавалась великой радости, которой делилась с Наполеоном, а он, в свою очередь, – с близкими ему людьми. Потом, когда иллюзия оказывалась рассеяна, Наполеон раздраженно бросал ей резкие и грубые слова».

Однажды он приказал устроить охоту в парке Мальмезон. Жозефина, плача, подошла к нему:

– Можете себе представить? Все животные забеременели.

В ответ он громко сказал:

– Здесь плодовито все, за исключением хозяйки.

Как видим, он открыто взваливал всю вину на нее, но в глубине души у него уже давно зародилось сомнение, которое Жозефина старалась поддерживать и усиливать. А не он ли сам виноват в том, что у них нет детей? В самом деле, ведь у Жозефины уже было двое детей от первого брака, и она то и дело ссылалась на них как на доказательство того, что не в ней тут причина. Делалось это настолько навязчиво, что однажды сестра Наполеона Элиза не выдержала и возмутилась:

– Но, сестра моя, помилуйте, тогда вы были моложе, чем теперь!

На мнительного Наполеона слова Жозефины действовали магически. Он даже и не пытался защищаться. Один раз он, перефразируя мадам де Помпадур, даже сказал своему брату Жозефу:

– У меня нет детей, и все утверждают, что я не способен их иметь. Жозефина, как бы она ни желала этого, теперь, в ее возрасте, пожалуй, тоже уже не сможет их иметь. Значит, после меня – потоп!

Сомнения, которые Жозефина внушила Наполеону, заставили его в 1799 году отбросить мысль о разводе, но при случае они могли рассеяться, и Жозефина, по словам Фредерика Массона, «находилась в полной зависимости от этого случая».

Опасаясь развода «из-за бесплодия», Жозефина попыталась возвратиться к проекту, задуманному ее мужем после брака Гортензии. В самом деле, а почему бы Наполеону уже сегодня не усыновить внука своей жены и к тому же собственного племянника?

Наполеон, по-видимому, и сам склонялся к этой мысли, но первым делом обратился к своему старшему брату Жозефу с просьбой отказаться от права первородства.

– Мне нужно все или ничего, – ответил Жозеф. – Если потребуется, я вступлю в союз со всеми патриотами, ценящими свободу, что еще остались во Франции, лишь бы не покориться подобной тирании.

Продолжая в том же духе и уступая просьбам жены, первый консул попросил Луи доверить ему сына. Будущий король Голландский встал на дыбы:

– С какой стати я уступлю сыну свою долю наследства? Чем я заслужил, чтобы меня лишили ее? Как я буду выглядеть, если мой сын, став твоим, обретет положение гораздо выше моего, станет независим от меня, сделается вторым после тебя и будет смотреть на меня с тревогой, а то и презрением? Нет, я никогда не соглашусь на это. Я не только не склоню голову перед собственным сыном, а покину Францию, увезу с собой сына, и мы посмотрим, посмеешь ли ты публично отнять ребенка у его отца.

Луи зашел так далеко, что запретил Гортензии видеться с ее матерью, которая вбила мужу в голову «дурацкую мысль» об усыновлении.

– Заявляю тебе, – предупредил он Гортензию, – что я сумею заставить тебя раскаяться. Я отберу у тебя сына, упрячу тебя в какую-нибудь дальнюю дыру, откуда тебя не вытащит никакая сила, и ты заплатишь несчастьем всей своей жизни за приверженность к собственной семье. И, главное, смотри, чтобы ни одна из моих угроз не дошла до ушей моего брата! Его могущество не защитит тебя от моего гнева.

Очень скоро «супружеский деспотизм» Луи вообще перешел все границы.

– Ты – женщина, следовательно, соткана из хитрости и недоброжелательства. Ты – дочь безнравственной женщины, ты принадлежишь к семье, которую я ненавижу. Как видишь, у меня достаточно оснований следить за каждым твоим шагом!

А вот с младшим братом Жеромом у Наполеона не было никаких проблем. Точнее, проблемы, конечно же, были, но они заключались совершенно в другом: он не спросил у брата позволения жениться на американке, которую любил, и тем самым поставил себя вне складывающейся системы.

Оставался Люсьен. Но он тоже отказался не только от прав на наследство для себя и своих детей, но больше того – от разрыва союза с «мадам Жубертон» (Александриной де Блешам, первым мужем которой был банкир Ипполит Жубертон), хотя Наполеон так никогда и не примирился с этим браком.

– Моя жена, сын Шарль-Люсьен, дочери и я – одно целое, – отрезал Люсьен.

Люсьен был самым умным из братьев будущего императора, но между ними произошла такая ожесточенная стычка, что вечером, придя к Жозефине, Наполеон упал в кресло и подавленно признался:

– Кончено. Я порвал с Люсьеном и запретил ему докучать мне своим присутствием.

При этом клан Бонапартов ненавидел Жозефину с каждым днем все сильнее и сильнее.

Помимо ребенка чем еще Жозефина могла привязать Наполеона к себе, чтобы он ни в коем случае не вздумал разорвать их отношения? Она участвовала во всех официальных церемониях и мероприятиях. Ее везде встречали как повелительницу, для Франции и для всей Европы она была первой дамой республики. При таких условиях разрыв с ней не мог не вызвать осуждения со стороны общественного мнения. А еще Наполеона могли удержать привычка, расположение, которое он чувствовал к ней, боязнь причинить ей боль. Да и он сам страдал бы не меньше ее. Но остановит ли его это? Как говорится, не факт. Например, когда ему надо было одержать очередную победу, разве он когда-нибудь считал людей, которыми при этом жертвовал?