Бернард Корнуэлл - Война волка

– Он бы так не сделал. Берг – один из нас.

– Можно я проверю?

– Если хочешь, – ответил я, хотя знал, что Берга ему не найти. Если бы молодому норманну каким-то чудом удалось пережить то внезапное нападение, он обязательно дал бы о себе знать. Я коснулся висящего на груди молота и помолился, чтобы Берг остался жив.

Сигтригр кричал на своих, веля им поднять щиты и держать строй, нацелив копья и мечи на вражеские укрепления. Десятка два мальчиков втащили на холм грубо сделанные лестницы, люди во втором ряду сигтригрова строя приняли их.

– Мы победим! – вскричал зять. – Мы победим!

Он подождал, когда его клич подхватят, но ответ получился жидковат. Сигтригр снова воззвал к воинам, обещая им победу, но начало битвы осталось за врагом, посеяв в наших людях неуверенность. Никто не хотел соваться туда, где поджидали, под защитой стен, зубоскалящие дружинники Скёлля.

Битвы редко сразу начинаются с кровопролития. Сначала в ход идут оскорбления. Воины встают напротив врага, слушают обмен издевками и команды вождей, собираясь с духом перед схваткой. Но эта битва началась с неожиданного нападения Скёлля из тумана. Наше войско страдало от сырости, холода и упадка духа. Не колдун ли проклял нас? По совести говоря, никому не хотелось идти на форт приступом, но Сигтригр горел желанием поскорее закончить эту войну. Ему требовалось, чтобы Скёлль, заявивший о своих претензиях на нортумбрийский трон, был мертв. Наверное, нам следовало сразу отступить на юг, выждать, пока Скёлль выйдет, а потом навязать ему сражение на открытой местности. Вместо этого мы уперлись в стены неприступного форта, но отходить было уже поздно. Стоило нам повернуть, и торжествующие и окрыленные успехом норманны, сев на коней, погонят нас вниз по склону, как стая волков отару.

Когда я это сказал, поэт-священник нахмурил лоб.

– Господин, а почему вы были не на коне? – спросил он. – Мне казалось, что предводители всегда идут в бой верхом.

– Не всегда.

– Но вы ведь могли взять своих лошадей?

– Это было бы трудно, – ответил я. – Подъем из долины шел по крутой тропе, да и на Хеабургском выступе места для большого конного войска не хватило бы. Но в общем, да, могли. Мы размышляли об этом, и накануне вечером я и Сигтригр все обсудили и решили обойтись без лошадей.

Отец Селвин задумался.

– Но разве со спины коня не лучше видно?

– Верно, – согласился я терпеливо. – Но мы знали, что бой предстоит трудный, может даже отчаянный. Будь мы на лошадях, наши люди могли решить, что мы готовы сбежать, если все пойдет плохо. А пешими мы подвергались равному с ними риску, и воины это знали. Вот тебе и причина.

– Так, выходит, потом вы атаковали форт?

– Только после того, как прикончили остатки эля. Зря, что ли, мы его тащили с собой наверх всю дорогу. А потом? Да, потом мы пошли в атаку.

Возглавляли ее Сигтригр и Сварт. Они повели «стену щитов» вперед, и едва строй достиг внешнего рва, в него полетели копья. Стрел, как я подметил, было очень мало. До меня доносился звук, с которым наконечники вонзались в щиты. Задние шеренги в отряде Сигтригра метали копья в ответ. Не столько пытаясь сразить кого-нибудь из обороняющихся, сколько в расчете заставить их укрыться за собственными щитами.

Ко мне подошел Кутвульф, беббанбургский охотник, возглавлявший моих лучников.

– Господин, не пустить ли нам в ход луки?

Это был жилистый, дочерна загорелый человек, которому легкая хромота не мешала быть самым ловким из моих охотников.

– Сколько у вас стрел? – спросил я.

– Маловато. – Кутвульф сплюнул. – Штук по пятьдесят на каждого.

Я поморщился:

– Прибереги покуда. – Я кивнул головой в сторону севера. – Видишь вон тот дальний угол? – Расстояние от нас до угла казалось очень большим. – Пустишь в ход стрелы, когда мы атакуем там, но не раньше.

Я поднял глаза и увидел тусклое солнце, выплывающее из остатков тумана.

– Это даст твоим лучникам время обсушить тетивы.

– Я их под шапкой держу, так что они сухие, – отозвался Кутвульф. – Господин, сохрани тебя Бог.

Моя «стена щитов» обнимала форт так, что нам открывался вид на весь северный фасад, обращенный к долине Тинана. Нижняя часть стены была из камня, а вот остальное за долгие годы местный люд разобрал на строительство амбаров и домов, поэтому верхний ярус был сложен из неотесанных толстых бревен. На этой длинной стене имелось много защитников, слишком много. Но я обещал Сигтригру сделать все возможное, чтобы отвлечь врага от его атаки, и теперь собирался сдержать слово. Воины зятя перебирались через рвы под потоком метательного оружия. Они пытались прикрываться щитами, но те становились все более тяжелыми из-за втыкавшихся в ивовые доски копий. Я слышал голос Сварта, гонящего своих вперед. Продвижение давалось тяжело. Рвы были глубокими, края обрывистыми и скользкими. Двое норманнов засели в невысокой башне в углу форта и метали копья, которые им передавали изнутри крепости.

– Кутвульф, разрешаю прикончить двух этих ублюдков, – распорядился я.

Кутвульф выбрал стрелу, наложил ее, сделал глубокий вдох, согнул короткий лук и, задержав дыхание, спустил тетиву. Ближайший к нам норманн собирался уже бросить копье, когда стрела ударила ему в шлем. Воин подался назад, повернулся, и вторая стрела проткнула ему нос. Он осел, зажимая рану. Его товарищ юркнул за парапет.

– Я рассчитывал убить обоих, – буркнул Кутвульф.

– Ты справился, – похвалил его я и заметил, что сигтригрова «стена» преодолела пять из семи рвов. Время выдвигаться и мне. Никогда еще я не выказывал так мало стремления идти в бой, и даже мысль о мести за Стиорру не распалила меня. Это все проклятие, продолжал размышлять я, припомнив пророчество Снорри о гибели двух королей. Извлекая Вздох Змея, я постарался отогнать дурные мысли о пророчестве и приказал дружинникам следовать за мной.

И мы направились к укреплениям по этому холму смерти.

– Я никогда не призывал их быть храбрыми в битве, – возмутился я. – Нет смысла говорить подобные вещи. Одним криком храбреца из человека не сделаешь.

– Это ведь… – снова залепетал поэт.

– …Стихи, помню, – сказал я и улыбнулся. Мне нравился отец Селвин. – Храбрость – это преодоление страха. И я не знаю, откуда она берется. Сознание долга помогает немного, опыт, разумеется, ну и стремление не подвести товарищей играет большую роль. Но истинная храбрость сродни безумию.

– Безумию, господин?

– Это как если бы ты видел себя со стороны и сам не верил в то, что делаешь. Знаешь, что можешь умереть, но все равно продолжаешь делать. Безумие боя. Это свойственно ульфхеднар, они вызывают это безумие при помощи белены, эля или мухоморов. Но в той или иной мере оно доступно всем нам. Не будь его, мы просто поддались бы страху.