Уилбур Смит - Падение с небес

– Вы срочно нужны генералу Кортни!

Имя генерала возымело действие. Из спальни послышались приглушенные голоса – сестра Марион сонно выражала свои протесты; затем в окне снова появилась голова Питера.

– Хорошо, Марк, сейчас оденусь.

Поджидая Питера, Марк слушал, как в крышу автомобиля хлещет дождь, потоками стекая по ветровому стеклу, и думал, почему это ему пришло в голову позвать именно Питера Боутса. И скоро пришел к выводу, что, во-первых, он точно знал, где можно найти Боутса в столь поздний час. А во-вторых, ему очень хотелось, чтобы Питер лично присутствовал, когда они станут свергать его идола с пьедестала; очень хотелось показать Питеру, что Дирк Кортни – вор и убийца. Марк не мог отказать себе в этом удовольствии.

– Я заслужил хотя бы это, – прошептал он сам себе в темноте.

Парадная дверь дома открылась. Оттуда выбежал Питер, втянув голову в плечи под проливным дождем.

– Что случилось? – прокричал он в окошко «роллс-ройса». – Что-то серьезное? Стоило поднимать меня среди ночи?

– Серьезное, – ответил Марк, заводя двигатель. – Садись.

– Я поеду за тобой в своем «паккарде», – быстро проговорил Питер и побежал в гараж.

Питер Боутс сидел за большим рабочим столом генерала Кортни. Одевался он второпях и галстука не надел; небольшое брюшко, говорящее о том, что жизнь удалась, выпирало под белой рубашкой так, что та вылезла из-под пояса. Уже начинающие редеть рыжеватые волосы были встрепаны, и когда он склонялся к листу бумаги, сквозь них проглядывал розовый череп.

Писал он быстро, аккуратным, правильным почерком, и на лице его отражалось каждое новое потрясение, которое он испытывал, слушая то, что переносил на бумагу; щеки его были бледны, тонкие губы плотно сжаты.

Каждые несколько минут он останавливался и через всю комнату с недоверчивым изумлением смотрел на Хобдея, тяжело дыша, когда слышал очередное страшное признание Хобдея.

– Записал? – то и дело вопрошал генерал Кортни.

Питер торопливо кивал и продолжал строчить дальше.

Все остальные внимательно слушали. Генерал сгорбившись сидел в кресле возле огня. Глаза его были закрыты, и казалось, что он спит, но вопросы, которые он отчеканивал каждые несколько минут, были ясны и остры, как лезвие шпаги.

Марк стоял за его стулом, спокойный и сосредоточенный; лицо его ничего не выражало, хотя грудь переполняли гнев и ненависть.

Хобдей сидел на диване, наклонившись вперед, и говорил с сильным северным акцентом, глухо и монотонно, без особого энтузиазма описывая ужасы, совершенные Дирком Кортни и им самим.

Он рассказал не только об убийстве Джона Андерса. Убийств, как и прочих грязных делишек, оказалось много, очень много. Подделка государственных документов, подкуп крупных правительственных чиновников, прямое злоупотребление общественным положением… Марк вздрогнул и подался вперед, с ужасом слушая рассказ Хобдея о том, что два раза по приказу Дирка Кортни он пытался убить его, Марка.

В то время Марк не понимал, в чем дело, и не узнавал Хобдея, но теперь эта коренастая фигура связалась в памяти с загадочным и безликим человеком, который охотился за ним той ночью на взгорье, а также с другой фигурой, которую он видел сквозь пелену дождя и морок лихорадки. Рассказывая все это, Хобдей не поднимал головы, а Марк ни о чем не спрашивал. Создавалось впечатление, что, лишь начав выкладывать все начистоту, Хобдей уже не мог остановиться, желая очиститься от всей этой налипшей на него грязи; он словно получал теперь некое извращенное удовольствие, посвящая своих слушателей во все эти ужасы.

Они слушали его с отвращением и со страхом перед размерами всех этих злодеяний. Каждые несколько минут Руфь невольно вскрикивала, и тогда Шон открывал глаза, бросал на нее быстрый взгляд и снова опускал веки, прикрывая глаза ладонью.

Наконец Хобдей добрался до убийства Джона Андерса, и его рассказ до мельчайших подробностей совпал с рассказом Пунгуша. Марку было больно и вместе с тем противно слушать его излияния, но он не мог не задать один вопрос:

– Почему ты заставил его умирать медленно, почему не прикончил сразу?

– Все должно было походить на несчастный случай, – ответил Хобдей, не поднимая головы. – Только одна пуля. Случайно человек не стреляет в себя два раза. Я должен был проследить, чтобы он умер в свое время.

Гнев Марка не имел никаких пределов, а Руфь Кортни на этот раз, кажется, всхлипнула. Шон снова открыл глаза.

– Ты в порядке, дорогая? – спросил он.

Она молча кивнула. Шон перевел взгляд на Хобдея.

– Продолжай, – сказал он.

Когда все закончилось, Питер Боутс прочитал все записанное вслух дрожащим, а в особенно жутких местах замирающим голосом, переходя даже на шепот, так что Шону приходилось сердито прикрикивать на него:

– Читай громче, черт возьми!

Потом он переписал все набело в двух экземплярах, и Хобдей подписал каждую страницу, ставя на них неразборчивую закорючку, а под ним подписались все присутствующие. К последней странице каждой копии Шон приложил свою должностную восковую печать.

– Хорошо, – сказал он и положил верхний документ в железный сейф, встроенный в стену за его спиной. После чего обратился к Питеру: – Я хочу, чтобы вторую копию вы взяли с собой и зарегистрировали. Благодарю вас за помощь, мистер Боутс.

Он закрыл сейф и повернулся к остальным.

– Марк, позвони, пожалуйста, доктору Эйксону. Мы должны позаботиться о нашем свидетеле. Хотя, на мой вкус, я бы с большей охотой полюбовался, как он мучается.

Когда в Лайон-Коп приехал доктор Эйксон, было уже почти два часа ночи, и Руфь Кортни провела его в комнату для гостей, где лежал Хобдей.

Ни Шон Кортни, ни Марк не захотели присутствовать при этом. Они остались в кабинете, тихо сидя перед разожженным слугой камином. В окно бился порывистый ветер, хлестал дождь. Шон пил виски, и в течение часа Марк подливал ему дважды. Генерал устроился в своем любимом кресле, постаревший и усталый, сгорбившись от горя и обеими руками держа стакан.

– Было бы у меня достаточно мужества, я бы просто пристрелил его как бешеную собаку. Но он все-таки мой сын, и, сколько бы я этого ни отрицал, все равно в его жилах течет моя кровь, он плоть от плоти моей.

Марк промолчал. В комнату вошла Руфь.

– Доктор Эйксон сейчас занимается рукой этого человека, – сказала она. – Он пробудет еще час, а тебе, дорогой, давно пора в постель… я так считаю.

Подойдя к креслу Шона, она мягко положила руку ему на плечо:

– На сегодня с нас более чем достаточно, слышишь?

На столе вдруг резко, раздраженно затрезвонил телефон. Все вздрогнули и изумленно уставились на него. Прошло секунд пять, и телефон снова требовательно зазвонил. Руфь подошла к столу и взяла трубку.