Огаст Крей - Первый крестовый поход. Сражения и осады, правители, паломники и вилланы, святые места в свидетельствах очевидцев и участников

Наши люди, стремившиеся принять участие в неизбежной битве, решили, что пусть оставшиеся обсуждают сложившееся положение. Они исповедались в своих грехах и столь укрепились духом, что им стало казаться маловероятным, чтобы противник готовился к битве. Такая уверенность появилась в каждом сердце, что они теперь считали врага пугливей лани и безобидней овцы. Мы были уверены в своей неуязвимости, поскольку Бог был с нами, и виновников богохульных речей, что были направлены против Него, Он будет судить Сам. Мы уповали на Господа как нашего Защитника, а сами себя считали Его помощниками. Было объявлено по всему войску, что все должны быть готовы назавтра к битве, и каждый должен последовать за князем из своего народа, и никто не должен думать о добыче, пока не закончится сражение, а если кто-то попробует начать забирать себе добычу прежде этого, то будет лишен причастия. Мы плохо провели эту ночь, поскольку у нас не было палаток, не у всех был хлеб, ни у кого – вина; и было совсем немного соли, но мясо было в изобилии. Мы ели мясо, а хлеб нам заменяла мягкая баранина. Начался рассвет следующего дня, и войско было разбужено звуками труб и рогов. На рассвете мы выступили, имея на флангах охранение. И наше войско направилось прямиком на лагерь мусульман, которые явно не торопились что-либо предпринять. Узнав о гибели и бегстве пастухов, они сказали: «Франки пришли грабить и сразу же уйдут, захватив добычу». Им постоянно сообщали перебежчики из Иерусалима о нашей малой численности и слабости наших людей и лошадей. Кроме того, они, полагаясь на свою многочисленность и силу, надеялись покончить с нами и нашим лагерем по отдельности. Так, их звездочеты и прорицатели, как говорили, предсказывали им, что они не должны ни покидать свой лагерь, ни сражаться с нами вплоть до седьмого дня недели; и если они сделают иначе, то им не поздоровится. Мы выдвинулись вперед, разделенные на отряды, как мы уже рассказывали. Бог умножил ряды Своего войска, и у нас уже не было меньше воинов, чем у врага. К тому же за нами следовали стада скота; они останавливались, когда мы стояли; начинали бежать, когда бежали мы. Никто не мог подсчитать количество голов этого ценного приобретения. Более того, кто мог сосчитать количество оружия и палаток? Когда наши враги увидели подобное множество людей и стад, увидели, что наши люди готовы сражаться за победу и трофеи, то сказали сами себе: «Единственное, что нас может спасти – это бегство, и к чему медлить? Если эти воины, измученные походом, полумертвые от голода и жажды, сегодня столь превзошли нас числом, то каковы они будут, когда отдохнут и восстановят силы, настроятся на победу над нами, наполовину разбитыми, умалившимися в числе и устрашенными?» Конечно, враг в расстройстве вернулся в Аскалон, находившийся примерно в миле от нашего лагеря.

Раймунду в то время пришла в голову мысль отправить некоего Боэмунда, турка по рождению, к эмиру под предлогом достичь соглашения о мире. Эмира обвиняли тогда в нежелании мирно сдать Иерусалим и намерении поднять против нас оружие. Боэмунд должен был выяснить, собирается ли эмир воевать или готовится к бегству. Этот Боэмунд, турок по рождению, знал много языков, был умен и искусен и лоялен к нам. Такое имя он получил при крещении потому, что крестником ему был Боэмунд. Затем он пришел к нам со своими людьми и домочадцами.

Фульхерий Шартрский

Господин Боэмунд, человек мудрый и деятельный, правил тогда в Антиохии, в то время как Балдуин, брат герцога Готфрида, правил Эдессой и близлежащими землями за рекой Евфрат. Когда эти двое услышали, что Иерусалим взят теми людьми, с кем они вместе отправились в поход, они сильно возрадовались и возблагодарили Бога. Но хотя это предприятие удачно завершили их соратники, нет никакого сомнения в том, что эти двое, вместе с их войсками, должны были разделить общую славу, несмотря на то что они пришли позже. Ибо было крайне необходимо, чтобы земли и страны, отвоеванные такими тяжелыми трудами у турок, надежно охранялись. Если бы их оставили без должной защиты, турки, ныне отброшенные в Персию [Иран], могли бы попытаться опять вернуть их себе. В этом случае большая опасность угрожала бы франкам, как направлявшимся в Иерусалим, так и возвращавшимся. Возможно, Бог, предвидя, что Боэмунд и Балдуин будут более полезными для войска в том, что еще необходимо сделать, относительно того, что уже было сделано, задержал их в пути.

О, сколько раз за прошедшее время тот же самый Балдуин изнемогал в войне с турками в земле Месопотамской! Невозможно представить, сколько он снес их голов. Иногда случалось так, что он всего лишь с несколькими воинами сражался с огромным их множеством и, с помощью Божией, одерживал победы. А когда Боэмунд обратился к Балдуину через своих послов, предложив завершить их поход в Иерусалим, Балдуин устроил все свои дела и заявил, что готов выступить. Однако, прослышав, что турки вторглись на его земли, он на время отложил осуществление намеченного плана. Не тратя времени на сбор своего небольшого войска, он, имея под рукой всего несколько воинов, выступил против врага. В один из дней, когда турки отдыхали в своих шатрах, полагая, что Балдуин уже отправился в поход, они вдруг увидели белый флаг, всегда бывший с Балдуином, и, объятые ужасом, обратились в бегство. Некоторое время он преследовал турок, а затем вернулся ради выполнения задуманного.

Выйдя в поход и обойдя Антиохию, он подошел к Лаодикее, где купил продовольствие, погрузил на вьючных животных и отправился дальше. Был ноябрь. После того как мы прошли Гибелу, мы встретили Боэмунда, расположившегося лагерем перед городом Валений. Был с ним архиепископ Пизы, некий Даимберт, который вместе с тосканцами и итальянцами приплыл на корабле в Лаодикею и ждал нашего прихода, чтобы присоединиться к нам. Был там также епископ Апулии. С господином Балдуином был третий епископ. Общее число всех собравшихся людей, как мужчин, так и женщин, достигло 25 тысяч человек; в войске были воины конные и пешие.

Когда мы проходили внутренними областями страны сарацин, нам не удалось достать у коварных жителей ни хлеба, ни какой-либо иной еды. Не было никого, кто был готов дать или продать нам еду. И поскольку наши припасы неумолимо заканчивались, многие уже начали испытывать страшные муки голода. Лошади и мулы вдвойне страдали от нехватки корма. Они трудились, но есть им было нечего. Однако нам встречались в пути обработанные поля, на которых произрастало созревшее растение, внешне похожее на обыкновенный тростник. Местные жители называют его cannamelles . Это слово состоит из двух; canna – тростник и mel – мед [сахарный тростник]. Изголодавшиеся, мы жевали его стебли целый день, чтобы ощутить вкус меда, однако это нам не очень-то помогло. Ради любви Божией мы переносили эту и многие другие беды, такие как холод и затяжные дожди. Многие, в отсутствие хлеба, поедали мясо коней, мулов и верблюдов. Помимо ужасного холода, нас мучили постоянные ливни, и жаркое солнце не успевало высушить нашу сырую одежду, как начинался следующий ливень, терзавший нас на протяжении 4–5 дней. Мне довелось быть свидетелем, как многие, не имея палаток, умирали от холодного дождя. Я, Фульхерий Шартрский, который был с этими людьми, свидетельствую, что видел, как за один день от очень холодного дождя умерло много как мужчин, так и женщин, а также много животных. Мой подробный рассказ об их страданиях занял бы слишком много времени и определенно наскучил, но какие только скорби и беды не перенес народ Божий! Не раз многих франков убивали сарацины, кравшиеся по узким тропам вдоль главного пути нашего похода, или же франки гибли, когда уходили на поиски продовольствия. Можно было видеть знатных рыцарей, превратившихся в простых пехотинцев, после гибели своего коня по той или иной причине. Лошади, перевозившие поклажу, часто гибли, и тогда можно было видеть, как на отнятых у сарацин баранов и козлов грузили тяжелые тюки, которые до крови натирали им спины. Дважды, но не чаще, нам удалось запастись хлебом и фуражом, купленным по баснословной цене у жителей Триполи и Кесарии. Большим счастьем стало для нас прибытие в Иерусалим.