Эванжелин О'Нет - Зови меня Амариллис [СИ]

Все это так странно… А ведь я и сама вспоминаю эту историю, только бабушка говорила что-то еще. Но что? Про какую-то тайну, про ключ… Какой ключ, к чему?.. Аннет ничего такого не помнит, может быть, бабушка рассказывала только мне?

Ну ладно, подружка, тебе, наверное, совсем не интересны мои сентиментальные воспоминания.

Пиши!

Про это письмо он ничего не говорил Этьену. Николя теперь уже не сомневался, что сообщник его обманывает. Ну что ж, и он не будет торопиться раскрывать все карты. Этьен не знает, сколько было писем, и знать ему это совсем не обязательно.

Николя спрятал несколько конвертов в свой саквояж, остальные аккуратно сложил в стопку и понес их в кабинет. Оставив письма на рабочем столе, он вышел на широкую террасу, где тут же столкнулся с мадмуазель Клементиной.

— Мсье де Сансе, — гувернантка решительно обернулась к нему. — Мсье де Сансе, вы должны меня выслушать. Вы понимаете, что мадмуазель Эмилия — молодая невинная девушка из очень знатного рода? И вы понимаете, что я не допущу ничего, что могло бы опорочить ее репутацию?

Николя ошеломленно смотрел на мадмуазель.

— Как вы, наверное, уже слышали, скоро возвращается хозяин этого поместья, капитан де Нартен, отец Эмилии, и мне будет трудно объяснить ему ваше столь длительное пребывание здесь. Эмилия еще совсем ребенок, она еще не знает…

— Да-да, конечно, я все прекрасно понимаю. — Николя как будто окатили ледяной водой. — Я уже закончил с письмами, и я, наверное…

— Что ж, прекрасно, я прикажу кучеру подать коляску. Он отвезет вас на станцию.

Клементина прекрасно осознавала, что у Мими не хватит духа выпроводить наконец этого нахала. Поэтому, воспользовавшись тем, что маленькая хозяйка ушла на прогулку с симпатичным молодым человеком, она моментально организовала для Николя экипаж и велела кучеру проследить, чтобы мсье купил билет до Марселя и ни в коем случае не опоздал на поезд. В противном случае кучера ждало немедленное увольнение.

Николя сидел в мягком кресле, покачивая ногой в такт движению поезда. Это неслыханно! Его вышвырнули, как мальчишку! Мими куда-то опять ушла с этим молодым хлыщом, он даже не успел сказать ей все, о чем не решался сказать так долго. Он уже был готов признаться ей в своих чувствах, забыть про все письма, интриги и авантюры. При каждой встрече он тонул в ее глазах, сходил с ума от ее запаха. Ее случайные прикосновения и открытая улыбка возносили его душу к небесам. Но вот приехал этот зеленый юнец — и все пропало. Николя сжал трость так, что костяшки пальцев побелели. К черту все это. К черту Ланкре, к черту Нартенов.

Когда в понедельник Эскривен, как обычно, явился утром на работу, переоделся в ливрею и приготовился изображать примерного лакея, то он был крайне удивлен, обнаружив, что парадные ворота замка и дверь, ведущая в большой зал, все еще заперты. Отпирать и запирать ворота было обязанностью Насдака и смотритель замка никогда и никому не позволял это делать. Эскривен подивился, пошел сам за ключом, и, не обнаружив его на привычном месте, отправился в комнату смотрителя узнать, что случилось. Шел он не торопясь, во-первых, потому, что было утро понедельника, а все знают, что в понедельник спешить нельзя. Во-вторых, он вовсе не горел желанием побыстрее увидеться со смотрителем. Насдак не пользовался любовью и уважением работников замка Сен-Клер. Мужчин обижали его придирчивость и болезненная страсть к мелочам. Женщины почему-то не любили, когда их щипали пониже спины и с кривой улыбочкой задавали вопросы, как им спалось прошлой ночью и что снилось.

Так, не торопясь, Эскривен добрел до жилой комнаты Насдака, нашел ее открытой, прибранной и пустой, двинулся дальше по коридору, потом дернул за ручку кабинетной двери, дернул еще раз, посильней, постучался раз, другой, третий и не получил ответа. Тогда он сделал то, что не мог себе позволить примерный лакей, но что Эскривен, не бывший на самом деле образцом домашнего слуги, довольно часто себе позволял. Он нагнулся и посмотрел в замочную скважину.

То, что он там увидел, заставило его отскочить от двери, зажать рот рукой, не давая вырваться вскрику, и побежать в комнату Насдака — ближайшее от запертого кабинета место, где был установлен телефон.

Через час полицейский инспектор, сидя за краешком стола строчил свой протокол, Эскривен, переминаясь с ноги на ногу, маялся у него за спиной, садовники, уборщицы, кастелянша и кухарка, срочно вызванные нарочным, недоуменно переговариваясь, толпились в коридоре.

Дверь кабинета была взломана, выдранные внутренности замка неловко качались на жалобно скрипящих шурупах. Тело Насдака, уже снятое с веревки, теперь лежало у стены, накрытое простыней, срочно вытащенной из кастелянских запасов, и ожидало прибытия полицейского врача и кареты из морга. Обрывок веревки все еще болтался, свисая с перекладины у потолка. Зеленые шторы были раздвинуты, свободно пропуская мягкие лучи октябрьского солнца, и от обилия света комната казалась Эскривену непривычной и чужой.

— Значит, вы повторяете свои показания, что видели мсье Насдака в последний раз позавчера вечером, уходя с работы? — скучным голосом задал вопрос полицейский.

— Так точно, господин полицейский, подтверждаю. В субботу я уходил с работы, мсье смотритель запер за мной ворота и вернулся в замок.

— Вы заметили что-нибудь необычное в его поведении? Волнение или, наоборот, подавленность?

— Никак нет, господин полицейский! Ничего не заметил! Был как всегда!

— Покойный много писал в свой последний день. Чернильница открыта, кипа бумаги, перья разбросаны. Вы знаете, что и кому он писал?

— Как можно, господин полицейский! Мсье Насдак всегда за собой все со стола собирал. А если бы и не собирал, разве я стал бы подглядывать? Я — слуга, господин полицейский! Я знаю, что меня касается в господских делах, а что — нет.

«Наверняка ты врешь, — решил про себя инспектор. — И по ящикам шарил, и корзину мусорную перебирал, и в погребок хозяйский наведывался. Интересно, хватит ли пары дней в камере, чтобы ты все рассказал? А может, ты и не знаешь ничего? Ладно, пара дней в клетке еще никому не вредила».

— Что вам известно о краже со взломом в монастыре Святой Терезы? — этот вопрос полицейская ищейка задавал уже наудачу, на всякий случай, и удачи ему не было, потому что Эскривен только таращил глаза и ничего членораздельного выдавить из себя не мог.

— Вы пойдете со мной, мсье… — он сверился с протоколом, — Эскривен. Возможно, комиссар тоже захочет задать вам несколько вопросов.

Тут полицейский должен был оторваться от несчастного Эскривена, совершенно подавленного перспективой путешествия в полицию, потому что судебный медик уже прибыл.