Пэт Баркер - Безмолвие девушек [litres]

Утром двенадцатого дня он встал на ступенях веранды и громовым голосом позвал Алкима. Тот, как всегда, примчался незамедлительно. Его округлое искреннее лицо блестело от пота. Он выглядел перепуганным. Я лежала в постели и жевала сухую хлебную корку. Рица сказала, что если заставить себя съесть что-нибудь, прежде чем встать, то мутить по утрам не будет. Что ж, меня по-прежнему мутило, но стало действительно чуть легче. Отныне я прятала под подушкой ломоть хлеба. Чего бы Ахилл ни хотел от Алкима, я сомневалась, что это касалось меня, и поэтому заставила себя проглотить последний кусок, после чего осторожно перевернулась на бок.

В этот момент дверь распахнулась, и появился жрец. Без предупреждения. Без пышных церемоний. Вряд ли сыщется еще одна такая невеста: заспанная, растрепанная, завернутая в простыню, с хлебными крошками в волосах. Алким, весь в пунцовых пятнах, от ушей и до шеи, не сводил с меня отчаянного взгляда. Его хотя бы спросили, хочет ли он этого? Когда короткий ритуал подошел к концу, он вышел из комнаты, оставив меня наедине с Ахиллом. Тот бросил коротко:

– Так лучше. Он – хороший муж.

Но потом, вероятно, заметив мое смятение, немного смягчился. Тронул мой подбородок большим и указательным пальцами и приподнял.

– Он будет добр к тебе. И позаботится о ребенке.

А спустя несколько часов – известие о смерти Ахилла. И звенящая пустота в его комнате.

Ахиллу не пришлась бы по душе такая смерть: стрела между лопатками, пущенная Парисом, мужем Елены, в отплату за смерть Гектора. Злые языки утверждают, что стрела была отравлена. Другие говорят, что Парис пустил стрелу ему в пятку, единственное уязвимое место на его теле. Пригвожденного к земле и беспомощного, Ахилла пронзили копьями. Так или иначе, оружие труса в руках труса – так расценил бы это Ахилл. Но, полагаю, ему польстил бы тот факт, что он погиб непобежденным на поле брани.

Ахиллесова пята. Из всех легенд, что овеяли его, эта самая нелепая. Фетида в отчаянном стремлении сделать сына бессмертным окунула его в воды Леты. Но она держала его за щиколотку, и только эта часть его тела осталась уязвимой для оружия. Только эта часть?.. Все его тело покрывали шрамы. Поверьте мне, я знаю.

Другая легенда гласит, что его лошади были бессмертны. Подарок богов по случаю свадьбы Фетиды и Пелея – дар во искупление, скажете вы. Утверждают, что лошади исчезли после его смерти. Порой я представляю их, щиплющих траву на зеленом лугу, вдали от рокота битв, под надзором конюха, слишком занятого собственными мыслями, чтобы дивиться, почему его лошади никогда не стареют. Мне нравится эта история.

В первые дни после смерти Ахилла я сидела в его покоях и прислушивалась к воплям зрителей на поминальных играх. В комнате царило безмолвие; возле очага, друг напротив друга, стояли два пустующих кресла. Не оборачиваясь, я чувствовала бронзовое зеркало у себя за спиной и, как это порой бывает, ощущала на себе взгляд кого-то незримого. Есть поверье, что зеркала – это порталы между нашим миром и царством мертвых. Поэтому их иногда закрывают в дни между смертью и сожжением. Несколько раз я порывалась вскочить и набросить на зеркало полотно – если и был дух, способный пересечь эту грань, то это дух Ахилла. Но в конце концов я решила не накрывать его. Даже если б он вернулся, я знала, что мне ничто не грозит.

В ночь, когда Троя наконец-то пала, – понадобилось три полных дня, чтобы обчистить город, – Агамемнон устроил пир. Одним из почетных гостей стал сын Ахилла, Пирр [2] Это второе имя сына Ахилла; гораздо более он известен как Неоптолем. , который убил Приама – скорее уж просто зарезал. Пирр прибыл сюда, охваченный страстным желанием сражаться бок о бок с отцом: миг, ради которого он упражнялся с тех самых пор, как взял в руки меч. Но к тому времени, как он достиг Трои, Ахилл был уже мертв. Взору Пирра предстали лишь пустые покои и высокий курган. Во время трапезы я видела, как он бродит по комнатам. Его свежее юношеское лицо сникло от шока и опьянения. Юноша переводил взгляд с одного лица на другое и ждал, что воины, которые знали его отца и сражались рядом с ним, скажут, как он похож на Ахилла. Ну разве не вылитый он? Клянусь, как будто сам Ахилл вернулся… Но все молчали.

Во время пира Агамемнон так напился, что дважды падал. И второе падение, должно быть, перетряхнуло его затуманенный разум. Алким занимал почетное место за столом – поскольку выказал храбрость в сражении, в чем бы это ни проявилось в разграбленном городе – и слышал, как Агамемнон заплетающимся языком твердил Одиссею:

– Ахилл… Ахилл…

– Что с ним? – Одиссей тоже был пьян, но сознание его оставалось ясным, как и всегда.

– Помнишь, ты ходил к нему с примирением?

– И?..

– Я обещал ему двадцать самых красивых троянских женщин…

Одиссей еще не понял, к чему клонил Агамемнон.

– И?..

– Ну не думаешь ли ты, что нужно дать ему обещанное?

– Хм… нет, не думаю. Он мертв . Ему не нужно двадцати женщин, даже одна была бы расточительством.

Но Агамемнон был непреклонен: Ахилл должен получить свою долю. Конечно, ему было страшно – и сомневаюсь, можно ли винить его в этом. Я сидела спиной к зеркалу и чувствовала, какой довлеющей силой обладал еще дух Ахилла. Но ужас Агамемнона переступал пределы разумного. Он наклонился к Одиссею и тряс его за плечо. Мол, вспомни, какие беды навлек на них Ахилл из-за одной женщины. Одна девчонка, и он отказался сражаться, потому что не мог больше владеть ею…

– Будь я проклят, мы тогда почти проиграли войну.

Одиссей стряхнул его руку.

– Что ж, теперь эти беды нам не страшны. Ты победил.

– Нет, но Ахилл не даст нам вернуться домой…

– Не представляю, каким образом. – Одиссею уже не терпелось вновь увидеть Пенелопу. – Нужно лишь дождаться попутного ветра. И через три дня мы будем дома.

Но со временем опасения Агамемнона переросли в убежденность. Ахилл должен заполучить девушку, и не какую-нибудь – лучшую из доступных.

И выбор пал на Поликсену, непорочную дочь Приама. Я помнила ее с того времени, как побывала в Трое: крепкая маленькая девочка, сложенная как горная лошадка, с короткими ногами и гривой каштановых волос. Она была младшей из многочисленных дочерей Гекубы, всегда бегала за своими сестрами, и всюду был слышен детский крик: «Подождите меня! Подождите меня!»

Я всю ночь не смыкала глаз, думала о ней. Утром заставила себя подняться с ощущением ее ужаса перед грядущим днем. Но мне и в голову не могло прийти, что наши судьбы переплетутся.

Перед завтраком прибежала девочка, что была на посылках у Гекамеды.

– Гекамеда хочет видеть тебя, – сообщила она, задыхаясь, – и спрашивает, можешь ли ты прийти сейчас же?