Ю_ШУТОВА - Дао Евсея Козлова

– Идите сюда.

Подошел, смотрю, из-под чехла край деревянной рамы выглядывает, картина к нам спиной стоит. Она ли? Начал я ее на свет вытаскивать, рама зацепилась за что-то, я не удержал, и картина на пол рухнула. Показалось, с таким грохотом, что сейчас сюда весь ресторан сбежится. Мы оба замерли. Картина под ногами лежит, та самая, с ангелом близоруким, Зеботтендорфова картина. Мне даже страшно стало, вдруг он сейчас сюда войдет. Но нет, по-прежнему тишина кругом. Видать в этот укромный закут никто особо не наведывается. Взяли мы несчастное полотно с двух сторон, подняли, поставили как полагается, смотрим, а из рамы с тыльной стороны еще одна рамка выпала от удара, узкая такая, и листок какой-то рядом с ней на полу лежит, малюсенький, в трубочку свернутый. Мы только молча переглянулись. Я листок поднял и развернул. Там цифры одни. Дюжина столбиков с двузначными числами. Шифровка, тут и думать нечего. Я было решил забрать этот листок и Карбасову его передать, это по его части. Но Жозефина мне не позволила, за руку меня схватила и головой помотала, нельзя, мол, забирать. Она из своей сумочки бисерной вытащила крохотную книжицу и карандашик серебряный, такими в стары годы на балах кавалеров записывали, с кем какой менуэт танцевать придется. Переписала все, листок мы свернули, на место сунули, рамочку обратно вставили и картину – под чехол. И все это быстро, будто гонится кто за нами, быстро и молча.

Так же быстро мы в гримерку вернулись, Жозефина переоделась, мы бегом на улицу. Слава богу, Форд завелся сразу, и прочь, прочь отсюда. Только когда на набережную уже вывернули, выдохнули оба одновременно, посмотрели друг на друга и прыснули со смеху как нашкодившие дети. Жозефина нарочитым басом: «Скажу вам как сыщик сыщику…» А что «скажу», не договорила, рассмеялась. И я с ней.

Подъезжали уже, Жозефина и говорит:

– А давайте, Евсей Дорофеевич, шифр разгадаем, ключ явно в книге этой, в «Големе». Давайте попробуем.

И опять я повелся, послушался, не смог сразу отказаться, кураж какой-то охватил. И вот я снова в ее квартирке «облегающего силуэта». Сидим за столом, листаем страницы «Голема», лихорадочно выписываем цифры, немецкие буквы, перечеркиваем, бросаем исписанные листы на пол, спорим, выдергиваем книгу друг у друга из рук, так увлеклись, что забыли о том, что оба не ужинали. Наконец хозяйка спохватилась:

– Стоп. Надо сделать перерыв, придать голове ясность, а мыслям стройность. И заодно перекусить. Я сейчас что-нибудь придумаю.

Она пошла на кухню, принялась там хлопать дверцами буфета, звенеть посудой. Я взглянул на часы. И удивился. Был уже второй час ночи! Значит, уже часа три мы пытаемся разгадать этот ребус. И толку никакого. Надо прекращать эти пустые попытки и двигаться домой. Но тут в комнату был вынесен поднос с аппетитно пахнущим холодным ростбифом, хлебом, солеными огурцами и мочеными яблоками.

– Вы знаете, у меня еще есть бутылка кахетинского. Выпьем вина немного, правда?

И опять я не мог отказаться. И вот бутылка уже открыта, и бокалы стоят прямо на завалах исписанной, исчерканной бумаги, и тут же тарелки, вилки, куски хлеба, все вперемежку. Не знаю, как получилось, но допивали вино мы уже, прилегши вдвоем на кровать. Ну а потом собственно все и произошло. Только что мы разговаривали, шутили, кажется, и смеялись, и вдруг, наверное, я толкнул ее ногой, с грохотом упала ширма. И словно удар электрического тока пронзил нас обоих. Вместе со сдернутым покрывалом посыпались на пол бокалы и миска с яблоками. И руки ее обвивают мою шею, и я тону в волнах ее персиковых волос, срываю с ее тела какие-то тряпки, уже не в состоянии понимать, какие именно. Жажда, безумие, только один инстинкт, сон разума.

Я проснулся и сразу почувствовал, что в постели один. Не шевелясь, открыл глаза. Птушка (вчера, когда… в общем, мы не только перешли на «ты», но и обменялись своими маленькими, детскими именами), она сидела в кресле перед окном с раздернутыми шторами, курила пахитоску в длинном белом мундштуке, легкий дымок поднимался в открытую форточку. В комнате было призрачно полусветло, на улице рассветало. Она куталась в бирюзовую шаль, ноги поджала под себя, свернулась таким уютным клубком. Рыжая кошка. Проведи рукой по спине – выгнется дугой. Вокруг не было и следа вчерашней «шпионской» вакханалии. Посуда отнесена, куда следует, все листы бумаги сложены стопочкой на углу стола. Почувствовав мой взгляд, Птушка обернулась. И сразу улыбнулась мне, именно мне, не кому-то, не своим мыслям, как виделось мне в снах, а мне. И так тепло стало в груди: моя… Я приподнялся на локте, откинул край одеяла, постучал ладонью по простыне. Она вскочила из кресла, шаль соскользнула, оказалось, под ней ничего и нет. Сверкнув млечным своим телом в мягком луче зимнего солнца, прыгнула ко мне в жаркий мрак постели.

Потом уже, играя учтивую хозяйку и приготовив нам чай, сказала небрежно так:

– Я разгадала шифр.

Чуть чашку из рук не выронил. Я полагал тему эту закрытою за полным провалом наших дилетантских попыток. И вот на тебе, разгадала. И как же? Попросил немедленно все разъяснить мне, сущеглупому. Она взяла из стопки верхний лист:

– Я с самого начала, хорошо, Сей? Мы вчера правильно начали, но потом только мешали друг другу. Мне не спалось ночью, я сосредоточилась и, понимаешь, не сразу, конечно, сначала всякая ерунда получалась, но потом я поняла. Вот смотри.

Передо мной снова были вчерашние цифры, но теперь аккуратно переписанные на чистый лист. Двенадцать столбиков, в каждом восемь строк, в каждой строке три двузначных числа. Видно, она не только решила эту загадку, но и подготовилась к объяснению, как учительница. Она, кстати, и была учительницей. Это я тоже узнал вчера, преподавала воспитанницам Ксенинского института бухгалтерское дело. И там же служила Ниночка, та, что давеча явилась для нас пропуском на грешную «Виллу». Ниночка вела русскую словесность. А я-то, бог весть, каких страстей себе напридумывал. Птушка продолжала, как на уроке:

– Мы решили, что тройки чисел – это страница, строка и буква. Так?

– Так.

– Это я не стала передумывать, зачем еще нужна книга, если не за этим. Далее у нас получилась куча букв, из которых ничего не складывалось. Почти одни согласные, из гласных лишь «U». Мы пытались добавить гласные, помнишь, да? Но ничего не вышло.

Она взяла из стопки второй листок, на нем были столбцы с буквами, в каждом – две строчки по восемь букв. Во так:

TWSTRßßU TVYZRRZU UZZZPYUY

TVTTRßSY TVUYRRRS TYYßRRUW

И так далее, всего шесть столбиков, не буду тут все переписывать.

– Я смотрела, смотрела на эти буквы. Знаешь такой стройный порядок. На слова не дробится, хоть добавляй гласные, хоть нет. Слишком все одинаково. Как в бухгалтерии. И я подумала, может, это не буквы, может это опять же цифры. Выписала их все в ряд, их всего-то здесь десять. Понимаешь, десять! Десять букв – десять цифр! Дальше было проще, надо было только понять в каком порядке идут цифры. Сначала я решила, что так.