Михаил Петров - За колымским перевалом

— Жена? А кто вызов оформлял? — удивился директор.

— В том-то вся закуска, — улыбаясь, продолжал моторист, — что приехала она без вызова и Ваську своего даже не известила. И денег на дорогу у него не просила. Только примчалась она на попутной машине прямиком из Магадана. Две девочки с ней. Я сам сначала удивился, а посмотрел на нее, баба, должен вам заявить, под руку не попадайся. Ваську своего в баранку согнула. Собрали они все, что в поселке плохо лежало: доски, ящики из-под аммонита. Сбили-сколотили себе хибарку. И зажили — не затужили. И Ваську не узнать, на экскаваторе вкалывает. Вот что значит семья!

Жарченко положил руку на плечо Дергачева, повернул к себе.

— Сделаем дело на Бойце, вернешься на базу — махни-ка по всем брошенным поселкам, где раньше прииски были. Подбери дома покрепче. Разберем и перевезем к нам. Добротное жилье можно из такого материала построить.

— А деньги? А люди? На промывке песков не хватает.

— С деньгами решим. Пока начнем по времянке, а будут дома готовы — дадут целевым назначением. Никуда не денутся, разбирать не заставят.

Опять денежный начет у Тургеева на балансовой по итогам года заработаем.

— Ничего. На бублик с дыркой останется. Или ты тоже навострился сберкнижку заиметь?

— Дурацкая ситуация бесит. За доброе дело людям карманом своим приходится расплачиваться.

— Что поделаешь?! Сие нам не подвластно. Будем исходить из того, что есть. Сложнее вопрос с людьми. Тут, — Жарченко встрепенулся, быстро заговорил, — есть у меня мыслишка. Давай попробуем установить для всех новичков, что едут к нам по договору испытательный срок. Хочешь работать на золоте — потрудись на стройке месяца три. Себя прояви, мы присмотримся. Старательный мужик — садись на бульдозер или на промприбор. Лодырь от рождения — поворот тебе от золотых ворот. Подожди, подожди! Ты не мотай головой; давай оба хорошенько подумаем.

К середине дня за очередным поворотом, показалась широкая отмель. Катер прижался к правому берегу, затем сделал широкий разворот и осторожно подошел к устью.

Пеньковского они нашли на берегу ключа рядом с шурфом, вырытым у самого склона сопки. Вместе с рабочими он промывал пробы из кучек песка, выложенных вокруг шурфа в той последовательности, как они извлекались из него. Жарченко еще издали увидел длинную костлявую фигуру геолога, услышал его громкий голос с характерной хрипотцой:

— Не бойся! Не бойся лотка. Увереннее держи. Вот так! Смотри, не смахни шлих с остатком воды. Теперь водички пригоршней плесни еще разок. Ну вот и он, драгоценный металл!

Голос Пеньковского звучал весело и даже озорно, что бывало крайне редко. Жарченко понял — старый геолог напал на золото. Увидев директора и сопровождающих его, Пеньковский с трудом, но достаточно быстро поднялся и, слегка прихрамывая на правую ногу, поспешил им навстречу.

— Сюда, Петр Савельевич! Я поведу вас вон к тем шурфам. Закончили вторую линию. Дошли до самой сопки.

— Я, грешным делом, подумал, что ты на сопку решил взобраться.

— Эх, Петр Савельевич, дорогой мой горняк! — Пеньковский весело посмотрел на Жарченко. — Мы всю свою жизнь искали месторождения, которые выходят на поверхность, — то, что можно было зачерпнуть лотком. Пришло время залезать поглубже.

Пеньковский преобразился. Ничто не напоминало недавнего желчного, раздражительного старика. Лицо его, сухое, с коричнево-серой кожей, огрубевшей от солнца, ветра и холодной воды, искусанное комарами, светилось счастливой улыбкой.

«И ничегошеньки ему сейчас в жизни больше не надо, — подумал Жарченко с легкой завистью, невольно любуясь одухотворенным лицом геолога. — Сегодня он у цели. И он счастлив. Был ли ты, Жарченко, хоть раз таким — от сознания исполненного долга?»

— А вы уже и зама своего привезли. Должно быть, следом жди бригаду горнячков?

— Куда же деваться, времени в обрез, Вадим Донатович.

— Ох и чутье у вас на золото!

— Интересное дело! Он зацепил в устье ключа пробу, о которой я даже мечтать не смел, а чутье, оказывается, — у меня!

Приподнятое радостное настроение передалось и Жарченко.

— Дело не в пробе. И не такие пробы мы с вами держали в руках. А золото потом — тю-тю, как сквозь землю. А вот вас каким-то магнитом к большому золоту тянет, это точно!

— Издеваетесь, Вадим Донатович, — ему почему-то впервые стало стыдно называть его на «ты». Он осмотрелся вокруг. — Скажите-ка лучше, почему карты об этом золоте молчат? Не помню, кто здесь вел поиски?

— Тимофеев Севастьян Иннокентьевич.

— Опытный поисковик. У него такое золото не прошмыгнет.

Пеньковский развернул бумажный пакетик. Жарченко посмотрел и ахнул.

— Мать честная! Сколько же промывок?

— Одна, сударь мой! Всего-навсего один лоточек.

— Не шутите, Вадим Донатович. У меня даже под сердцем кольнуло. Давненько не держал я на ладони такое золото. Не томите душу. Покажите, где брали пробу.

Пеньковский бодро вышагивал впереди. Жарченко старался не отставать, слушая его рассказ.

— Думаю, все это объясняется до смешного просто. Должно быть, одну из проб Тимофеев брал в устье бокового ручейка. И там было пусто. Ну он, видимо, торопился, полевой сезон давно закончился, пора было возвращаться на базу, а он еще не закончил маршрут. И, наверное, я так полагаю, ему некогда было осмотреться. Хотя мы, геологи-поисковики, зачастую делаем это непроизвольно. Автоматически, если хотите. А тут что-то у него не сработало. Рядом скала. Так вот, за этой скалой, что отгораживает ручей, на прижиме я набрал породу и… Как в сказке. Один лоток. Первый же!

— Случайность — неизбежный спутник геолога. Ах, Тимофеев! Не повезло тебе в этой долине.

— Кстати, вы знаете, где он сейчас? — поинтересовался Пеньковский.

— Знаю. В Ленинграде. Профессор. Встретишь на улице, должно, и шляпу не снимет.

— Не скажите! Такие не зазнаются. Геолог чистейшей воды! Какие были люди в те времена! Новое поколение геологов, к великому моему сожалению, неоднородно, практицизм, расчет во всем. Шагу не сделают, чтобы прежде не подсчитать, а что они получат. Большие запросы, когда касается их личности.

И вместе с тем тупое равнодушие к делу. Что это? Издержки воспитания? Так громко стали кричать «ура», что не слышим и не видим, как чистую воду покрывает болотная тина?

— А Татьяна Скворцова? Она ведь у вас работает?

Пеньковский рассмеялся.

— Знаю, знаю о вашей встрече. Она, конечно, — приятное исключение. Однако я не хотел бы быть ее отцом. Никаких авторитетов! Немыслимое упрямство! И все-таки в ней что-то привлекает. И прежде всего, жадный ум. Да, именно жадный. Какая-то ненасытность. Хватает все без разбору, что встречает на своем пути. Порой кажется, что она и сама не знает, чего хочет.