Михаил Петров - За колымским перевалом

— За то, что валютный цех разбазарил. — Тургеев поморщился, — Точно не помню, но формулировка такая, что по спине мурашки до сих пор бегают.

Долго шли рядом. Обоих тревожила одна мысль — что будет теперь с Тарковым? Удержится или нет? Сумеет ли перестроиться?

— Кого же избрали?

— Дальнова.

— Опять привозной?

— Из соседней области. Работал первым секретарем горкома.

— Вышли на длинную косу. Жарченко снял куртку, рубашку, подошел к ручью и долго плескался водой на грудь и лицо, пригоршнями забрасывал на спину. Вытер лицо носовым платком, растянулся на горячей песке.

— Вопрос к тебе имею, Иваныч, как к члену рев-комиссии обкома. Растолкуй мне, таежному неучу; почему первых руководителей обязательно привозят из-за моря синего-дальнего?

— Если бы меня спрашивали… — огрызнулся Тур-геев.

— Как так, не спрашивают? Не прибедняйся! Вот поедешь на областную конференцию, возьмешь бюллетенчик, чирик-вжик — и попутный ветерок Дальнову. — Жарченко перевернулся и прижался спиной к теплым голышам. — Нет, Иваныч, тайное голосование — великое изобретение нашей эпохи.

— Что-то не сработало твое великое изобретение на районной партконференции.

— Один — ноль! Хотя удержался Тарков на двух голосах. Зря меня не включили в счетную комиссию. Я им фокус с обратной стороны показал бы.

— Завидую, Петро, твоему характеру. Что бы ни случилось, с тебя как о гуся вода. Вот ты хохочешь, а мне тошно.

— Ты, Иваныч, скучный человек, сам себе вредный, Что ж, не можешь смеяться — терпи. И скрипи зубами.

— Что терпи! — неожиданно разъярился Тургеев. — Терпи-терпи! Толстовец нашелся. Я работать хочу! В полную силу!

— А кто тебе мешает? — ухмыльнулся Жарченко. — Тарков, что ли?

— Ну ты и поганец, Петро! — Тургеев проводил взглядом очередной камень, который Жарченко бросил в яму, где собиралась стайками мелкая форель. — Брось ты над рыбками издеваться! Прицелился! — Он выхватил из рук Жарченко гольцы. — Работать я мог при Дальстрое, а теперь делаю вид, что работаю. Тогда у меня все хозяйство было вот где! — Тургеев сжал пальцы в кулак и потряс им в воздухе. — Тогда я был хозяином положения. Я определял задачу и нажимал на педали. А сейчас? Автобус купить не имею права. Арендуй, «Этот я тебе не дам в аренду, — торгуется директор автобазы, — экономически мне не выгодно». А этот я не возьму — мне он мал, мне экономически не выгоден. Чтобы решить пустяковый вопрос, надо обязательно идти к барину — барин нас рассудит! За каждым метром транспортерной ленты для промприбора, на котором пудами золото мою, я теперь к Петрову, Сидорову и иже с ними в нош — бух! Выручайте!! Промприборы стоят! А они мне ведомость — шурух под нос: «Видишь, все фонды выбрал. Проси в главке!»

— Поздно, кумушка, слезы лить.

— Будто бы ты не возрадовался, если б вернули прежний порядок…

— Молчу, Иваныч! Как хозяйственная система Дальстрой работал без пробуксовки.

Тургеев поднялся, походил по берегу ключа, разминая ноги. Толкнул сапогом пенек, приткнувшийся у куста. Тот перевернулся, высунув из воды рогульку, и медленно закружил в водовороте. Жарченко стоял рядом, наблюдая, как беспомощно толкался пенек среди камней, переворачивался, нырял, но не Мог угодить в широкий проход. Набежавший поток воды подхватил пенек и отбросил к противоположному обрывистому берегу.

Из-под корней подмытой лиственницы тотчас с шумом вылетела большая серая утка. Тяжело и неуверенно взмахивая крыльями, точно раненая, и громко крича, устремилась в сторону густого кустарника и тут же свалилась вниз, продолжая истошно крякать и суматошно расплескивать крыльями воду.

Жарченко усмехнулся, он угадал намерение матери увлечь за собой детей: в том месте, откуда только что поднялась утка, на воду выкатились желтые комочки крохотных утят. Вытянувшись цепочкой, они плыли, покачивая головками с несуразно большими дырчатыми носами. И вдруг увидели человека, стоящего совсем рядом. Испуганно пискнув, нырнули и поплыли в сторону. Жарченко шел следом и смотрел, как они, прижимаясь ко дну, той же цепочкой, теперь уже под водой, плыли, вытянув головки и старательно отгребая широкими желтыми лопаточками голенастых ног. Дружно как по команде выскочили на поверхность, оглянулись и с ужасом опять увидели его, склонившегося к воде страшного человека. Испуганно метнулись вглубь и снова, прижимаясь к мелкой гальке, усыпавшей дно, отчаянно замельтешили лапками.

— Смотри, Иваныч, как стараются! — Жарченко продолжал стоять в воде, упираясь руками в колени, чувствуя, как стынут ноги, и не в силах оторвать взгляда от малышей-утят. — Вот и мы, Иваныч, так же: нырнули на глубину, глаза закрыли, гребем, ногами бултыхаем, стараемся удрать от своих же сомнений. Думаете, что нас никто не видит.

— Что ты там бурчишь?

Неожиданно Жарченко склонился к воде, оперся руками о большую скользкую плиту на дне ключа, покачал ее и выжал стойку. Долго стоял, раскачиваясь, согнув ноги в коленях, потом с силой выбросил их кверху, толчком кинул тело в яму, где только что проплывали утята. Выскочил из воды и, добежав до песчаной отмели, упал на- горячий песок.

— В голову, что ли, ударило? — крикнул Тургеев. Жарченко сел, стряхнул с груди налипший песок и повернулся к Тургееву.

— Признайся, Володя, директорское кресло в теперешних условиях кажется тебе раскаленной сковородкой. Как ни вертись, отовсюду жжет. Вот ты и хватаешься за штанину Таркова.

Тургеев фыркнул, но сдержаться уже не смог.

— Знаешь, не лезь ты в мои дела! Не путайся под ногами. Что ты мне Таркова суешь? Ты ведь и сам чужой головой стал думать. Вот только чьей? То райисполкому, Кубашову то есть, поддакиваешь, то еще кому… Вывернуться наизнанку решил? Поздновато хватился.

— И ты с рогатиной на Кубашова? Единственная светлая голова в районе.

— Мне золото нужно, а не светлые личности! Хватит валяться! Нашел пляж. Одевайся, пошли вон тот ключ осмотрим.

…Перед отъездом, прощаясь, Тургеев жестко произнес:

— Так вот, директор, вскрышу будешь вести по всей долине. Поставишь еще три промприбора. Торфа небольшие, успеешь. Что не осилишь — пропустишь вместе с песками через промприбор. Нам теперь не до среднего содержания. Золото не в песках, а в кассе нужно.

Жарченко склонил голову, на скулах буграми вздулись желваки.

— Ты что, Иваныч, серьезно?

— Куда уж Серьезнее!

— Заставляешь разубоживать месторождение? Как прежде — выхватить куски полакомее, остальное завалить промытой галей?

— Вы гляньте на него! Прозрел! Не строй дурачка! Сам-то где промприбор ставишь?

— Так один, а не четыре, причем отмытые пески буду выкладывать под террасу. А выполни я твой приказ — всю нижнюю часть долины завалю пустой породой!