Михаил Петров - За колымским перевалом

— Поэтому ты и развернулся на сто восемьдесят градусов. Что за дурацкая мысль о закрытии «Восточного»?

Тарков с сожалением глянул на Тургеева.

— Жаль! Ты так и не поднялся до высот своего управленческого положения. Неужели ты не понимаешь, что надо немедленно убрать Жарченко из района!

— За что? За то, что первым и пока единственным в районе выполнил годовой план?

— При чем тут план? А хищение золота, взяточничество? А моральное разложение? А приписки в месячном отчете?

Тургеев вздрогнул.

— Ты с ума сошел! Ведь это ты просил его помочь управлению?

— Ты за мою широкую спину не прячься, начупр! Горное дело в районе ведешь ты, вот и неси за него полную ответственность. Через неделю на бюро рассмотрим персональное дело. Готовь приказ!

Тургеев распахнул окно, долго стоял в глубокой задумчивости. Медленно повернулся и, старчески шаркая отяжелевшими ногами, подошел к столу. Вызвал Жарченко. На душе его было неспокойно. Это сразу понял Жарченко, войдя в кабинет. Молча сед на диван. Ждал. Наконец не выдержал:

— Говори. Чего молчишь?

— Прииск твой работает последний сезон. Согласовано с Дальновым. Я могу оказать тебе единственную услугу. Пиши заявление на отпуск. За три года. Бери еще месяц дорожных и исчезай из района на все семь месяцев. Сошлись на состояние здоровья жены. Я сумею уговорить Таркова.

— А если не уеду? — тяжело и злобно спросил Жарченко.

— Если нет… — Тургеев, чеканя каждое слово, как по писаному процитировал» — Взяточничество. Моральное разложение. Приписки, — и добавил уже буднично. — Персоналка.

— Да, ловко это у вас получается. Понимаешь, Володя Иванович, не дает мне покоя одна мыслишка, — продолжал Жарченко, пристально глядя на Тургеева.

— Снова что-то надумал?

— Что произойдет на земле, если вдруг взять всех людей и, как есть, одним махом — к чертям на кулички! Или на другую планету. Ну, Представь такую ситуацию — в один миг все люди с земли исчезли! Нет людей, и все тут! А остальное — условия жизни, природа и прочее — осталось без изменения. Что произойдет? Появится ли на земле-матушке снова человек в его первоначальном, волосатой виде? И будут ли среди нового поколения сволочи?

Перестань паясничать! Ты хоть теперь поумней! Жарченко как-то странно посмотрел на Тургеева.

— А может, схватить мне тебя и Таркова за шкирку и хлобыснуть вас лбами так, чтобы вы и лапти в в стороны, а? — поднялся и сделал шаг к Тургееву.

— Ну, ну!..

— Нет, я спросить тебя хочу. Что значит поумнеть? Переменить свой характер? Перетряхнуть свой принципы, заплясать под дудку Таркова? Что ж, может быть, вы с Тарковым и правы. Не осилить мне вас. Говоришь, вопрос закрытия прииска одобрен Дальновым? Жаль, мне он показался — Жарченко оборвал себя на полуслове, быстро пересек кабинет и вышел.

Жарченко сел в машину, порылся в карманах, отыскивая ключ, который торчал в замке зажигания. Тихо выругался, рывком завел машину и быстро покатил по Горняцкой улице. Проезжая мимо бензозаправки, машинально посмотрел на стрелку прибора, свернул с трассы. Обходя бензовоз, чуть не задел крылом женщину, которая пыталась забраться на цистерну.

— Идиот! — крикнула женщина, повиснув на руках.

Жарченко узнал Скворцову, выскочил из машины.

— Вы что тут делаете, Таня? — подхватил девушку, осторожно опустил на землю.

— Конечно, лестно умереть под колесами такой машины, тем более, когда за рулем сам босс, но я предпочитаю не спешить б этим.

— Простите, Таня, торопился. Вы что, хотели ехать наверху?

— А что делать?! Не ночевать же мне тут! Обычный вид транспорта для нас, приисковиков.

— Садитесь в машину.

«Победа» выехала за поселок. Справа в слева мелькали конусы промытого песка и гальки.

— Что делала, в Усть-Омчуге?

— Пеньковский поручил посмотреть в экспедиции отчеты геологов по бассейну Мой-Урусты.

— И тебе дали отчеты?

— Конечно нет! «Запросите. Посмотрим. Вышлем».

— Побоялись за свой престиж. Я знаю качество геологических отчетов тех лет.

Машина остановилась около моста, пропуская встречный грузовик. Грузовик уехал, но Жарченко все сидел, обхватив руками руль.

— Что-то случилось, Петр Савельевич?

Жарченко вздрогнул. Машина тронулась дальше, медленно переехала через мост, осторожно спустилась с откоса на старую дорогу, уходящую в тайгу. Остановились на самом берегу крохотного ручейка, наискось пересекающего склон сопки. Вдоль ручья протянулась неширокая полянка, покрытая жестким ковром седого ягельника. Жарченко откинулся на спинку сиденья, размял пальцы.

— Не получается, Таня. Руки, как чужие. Не могу сосредоточиться на дороге. Передохну. Попьем чайку и двинемся дальше. Я открою консервы, а ты завари чай. Как тогда, помнишь? С комариками.

— Ты мне скажешь, что случилось? — Таня вышла из машины.

Жарченко заглушил мотор, обошел «Победу», по-дошел к девушке.

— Мы должны расстаться.

— Расстаться?.. — Таня закрыла глаза.

— Я не имею права выворачивать наизнанку твою жизнь.

— Ты прав, ты, конечно, прав. — Таня говорила, словно в бреду.

— Я должен… обязан уехать с прииска.

— Да-да! Для тебя это единственно разумный выход. Уезжай. Немедленно. Завтра. Но сегодня ты мой. Сегодня… — Таня не выдержала, рванулась к нему и прижалась к груди.

Тарков появился на прииске неожиданно! Один и без предварительного звонка. Жарченко возвращался из дому, с обеда. Райкомовская «Волга» стояла около приисковой конторы. Директор заглянул в открытую дверцу.

— Что это вы как снег на голову? Чепе? Как он?

Шофер безразлично качнул головой.

— Как всегда. Не поймешь. Сейчас улыбается, а через минуту зверем ревет.

Первый секретарь сидел в кресле директора. Не протягивая руки, кивнул головой в ответ на приветствие, раскрыл папку, лежащую перед ним.

— Читай.

Жарченко пробежал глазами начало: это было письмо членов райкома в ЦК. Стал читать медленно, осмысливая каждое слово. Горняки не делали выводов, не обобщали, короткими рублеными фразами перечисляли факты. Их было достаточно, чтобы содрать с Таркова шкуру живьем Тишина сгущалась. Сквозь нее, как будто издалека прорвался сухой голос Таркова:

— По лицу вижу — заодно с ними. Ну я с вами поговорю.

— Всех собрать? — спросил директор. — Или по очереди?

— Хватит одного Бутурина. Остальные — работяги. Подмахнули не читая.

Жарченко поднялся, собираясь выйти в приемную, но Тарков жестом остановил директора.

— Сиди. Я уже позвал его.

Действительно, дверь открылась, в кабинет вошел Бутурин. Поздоровался. Остановился у по- рога.

— Ты сколько лет в партии? — спросил Тарков, глядя в окно. — Как сюда попал?

— В партии я столько, сколько на Колыме. Двадцать лет. Попал сюда по комсомольской путевке перед войной, после демобилизации из армии.