Михаил Петров - За колымским перевалом

— Тебе не кажется: кто-то ходит около палатки?

Таня вяло улыбнулась краешками губ и еще теснее прижалась к нему. Ей было безразлично, ходит ли там, в тайге, кто-то, или это померещилось Жарченко. Рядом с ним она была в безопасности.

Жарченко протянул руку, нащупал ствол винчестера. Вылез из палатки, огляделся. Стояла тишина, та, что бывает на самой последней минуте ночи, когда все в природе притаилось, замерло в ожидании первого луча утреннего солнца. Среди дальних кустов рябины на берегу реки он увидел фигуру Пень-Пеньковкогокоторый сгорбившись сидел на поваленном дереве. Жарченко подошел к нему, поздоровался, но геолог даже не шевельнулся.

— Я знаю, выглядит глупо, — наконец тихо проговорил Пеньковский. — Совсем выжил из ума старик. Вы удивитесь, Петр Савельевич, если я признаюсь вам, Что боюсь молодых женщин, и с годами все сильнее. Есть на то причина. В каждой девушке я прежде всего ищу и нахожу родные черты моей дочери.

Жарченко никак не мог разобрать, о чем говорит Пеньковский, но слушал не перебивая.

— Понять меня может тот, кто знает мое прошлое. Хотя это скорее всего деградация старческого ума. А я живу этим: Я представляю себе, как бы она сейчас улыбалась, как звучал бы ее голос. Когда меня увели тогда ночью, ей было три года. Мне неведомо, живы или нет жена моя и дочь. Но мне хочется верить, что Машенька жива. А раз так, почему я не могу встретить ее? Случайно. Ведь бывают же в жизни и куда более невероятные вещи.

Пеньковский прервал рассказ, еще сильнее сгорбился, плотно зажмурил глаза. Мгновенье спустя открыл их, испуганно посмотрел вперед.

— Если бы я знал, — Пеньковский усилил голос, пытаясь заглушить шум реки, — что у Тани есть родители, я… я бы не сидел здесь. Мне известно ее прошлое. Детдом. Тот же год рождения. Да, да! Я писал десятки писем по разным инстанциям, родители ее неизвестны. Рядом в копне сена лежала мертвая мать.

И я не могу, понимаете, не могу заглушить в себе навязчивую мысль! Всю свою жизнь я держался только одной мечтой; выживу, исчезнет этот дурной сон, и я найду ее!

Жарченко, взволнованный неожиданной исповедью старого геолога, не знал, что сказать, чем утешить его. Единственно, чего я боюсь, чтобы Танюша не узнала о моем чудачестве. Вы понимаете, Петр Савельевич, я никогда даже намеком не выдам своих чувств. Но вы должны пощадить ее, Она едва вступила в самостоятельную жизнь. Может, это девичья прихоть, но, боюсь, что это настоящая любовь. Тогда еще страшнее, гибельнее для нее! Вы же сильный человек. Вы можете подчинить свои чувства разуму. Ради ее будущего…

Жарченко молчал, только побелели пальцы, вцепившиеся в кору лиственницы.

— Смешно? — Геолог обернулся к директору. — Глупо?

— Нет… — Жарченко посмотрел Пеньковскому в глаза. — Мне больно… Но я ничего не могу обещать… Сам не знаю, что со мной!.

В район прилетел первый секретарь обкома Даль-нов. Познакомился с работой прииска «Восточный», осмотрел приисковый поселок. Уже в машине, в которой вместе с Тургеевым и Тарковым он выехал на драгу, Дальнов спросил, что они думают делать с прииском «Восточный».

— Я не знаю, что вам говорил Жарченко… — отозвался Тарков.

— Он не говорил, — прервал Дальнов, — он показывал. Бараки из мохоплит, клуб с отвалившейся кинобудкой, бульдозеры под открытым небом…

— Наша вина, только напомню, что прииск «Восточный» мы закрываем третий год. Район переживает сложное время. Россыпное золото отрабатывается..

— Об этом разговор отдельный, обсудим в райкоме.

Дальнов по-деловому, быстро, но без спешки осмотрел приисковую драгу, переговорил с драгером об условиях роботы, о заработке. Вышел на боковую площадку, Внимательно осмотрел разбросанные в беспорядке домики и бараки приискового поселка.

— Вот еще одно подтверждение того, насколько примитивно и однобоко вел Дальстрой свое хозяйство.

— Самый старый прииск управления! — не скрывая обиды, воскликнул Тургеев. — Он один в годы войны давал столько золота, сколько сейчас весь район на наберет.

— Вы правы. Дальстрой добросовестно обеспечивал казну металлом с помощью лопаты и тачки, опираясь на практически неограниченную рабочую силу. Я не говорю, что было просто и легко. Но революцию в Октябре большевики, как вам известно, совершили совсем для иной цели. Для того, чтобы осуществить на практике мечту рабочего человека о таком обществе, в котором люди будут жить легко и радостно. В каждом уголке страны. И прежде всего здесь, в краю, забытом богом и проклятом людьми. Если с этих позиций определять роль Дальстроя, то нам, партийным органам и Советской власти, все надо начинать сначала.

— Я понял вас, Константин Игнатьевич, — заторопился Тарков, — мы действительно вели себя нерешительно. Надо сосредоточить золотую промышленность на трех-пяти приисках, хорошо их обустроить, создать все условия для людей. Одновременно усилить подготовку к добыче рудного золота.

— Вы искренне убеждены, что россыпное золото в районе иссякает?

— К сожалению, Константин Игнатьевич, геологи настойчиво ищут россыпное золото, за пределами известного вам пояса, где сегодня сосредоточена приисковая добыча. Однако обнадеживающих результатов за последние три года не имеют.

— Ваше мнение, Владимир Иванович?

— Я старый приисковик, — ответил Тургеев, — Мы вовлекаем сейчас в отработку бортовое золото старых уникальных по содержанию россыпей. Но и это не спасает положения, содержание золота падает из года в год. Затраты на его добычу растут катастрофически. Золото стало дороже золота.

— У нас подготовлено предложение, — продолжил Тарков. — Закончив промывочный сезон, мы закроем два прииска, в том числе и «Восточный». На оставшихся шести развернем широкую подготовку, к работе в новых условиях. Мы продумали и организационную часть перестройки управления приисками. Я просил бы обком разрешить такой эксперимент провести именно у нас, в одном из старейших золотодобывающих районов области.

— А где будет занят Жарченко?

Тарков переглянулся с Тургеевым.

— С ним мы еще не решили. Есть обстоятельства, которые обязывают райком принять к нему строгие партийные меры. Сейчас проводится расследование. Я доложу вам позже.

Сошли с драги. Прежде чем сесть в машину, Даль-нов приказал:

— Уберите сопровождающую меня машину ГАИ с дороги.

— Я понял вас. Будет сделано, — растерялся Тарков и побежал к машине.

Проводив Дальнова, Тарков вернулся в райком вместе с Тургеевым.

— Как ты все это оцениваешь? Обедать не стал. От сопровождения ГАИ отказался… Все беды Дальстроя вывалил на мою голову…

— Новая метла всегда метет по-новому.

— Не скажи! Басурмин четыре года сидел на его месте и мел вдоль дороги. А этот сразу стал загребать поперек.