Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

В глухой ночи беглый катафалк ирландского гиганта остановился рядом с модным частным экипажем. Из-за края слегка сдвинутой занавески нетерпеливо выглядывал великий сценарист этой шпионской пьесы. Через несколько минут Бирна перенесли в его повозку, и Хантер, взгромоздившись на сиденье рядом со своим огромным и теперь довольно твердым пассажиром, с грохотом и бряцаньем отправился в дорогу домой в графство Эрл. Опасаясь разоблачения, он немедленно разрезал труп, сварил его в специально построенном для таких целей чане, отделил плоть и собрал скелет. В последующие годы многие посетители будут отмечать необычный коричневый цвет костей, не подозревая, что эта тонировка появилась благодаря ускоренному процессу кипячения.

Историю об ирландском великане обычно рассказывают (и я описал ее в таком же ключе) как один из забавных и несколько жутковатых анекдотов, которые печатают мелким шрифтом на страницах истории медицины. Комизм этого происшествия, по сути, состоит в невероятно мрачных подробностях похищения трупа исполненной ужаса жертвы, которые разительно контрастируют с хладнокровием доктора, с героическим бесстрастием делавшего свою исследовательскую работу. Современные врачи и далекие от медицины люди смотрят на этот случай, как на шалость с гробами и скелетами во время Хэллоуина, не имеющую ничего общего с их обычной жизнью и не способную повредить общепринятому гуманистическому имиджу врачей или банальному чувству защищенности людей от ужасных мародеров, охотящихся за их телами. Взгляд на эту историю с другой стороны заставит как врачей, так и их пациентов вспомнить неприятную истину, состоящую в том, что до относительно недавнего времени многие исследователи, пользуясь своей ролью ученого, считали себя выше не только земных законов, но и фундаментальных норм морали, регулирующих отношения между людьми. Чем более целеустремленным был медик-экспериментатор, тем более ревностно он стремился раскрыть тайны природы и тем больше был склонен нарушать, сознательно или нет, права ее творений.

Для такого рьяного ученого, каким был герой этой главы, ирландский гигант был не человеком, а лишь одним из образцов «исследовательского материала», на сбор которого он направил всю свою энергию. Для следующего поколения его учеников, которые будут рассказывать и записывать историю Бирна, цель предпринятой Хантером кампании оправдывала его средства. И если они были несколько предосудительны, что ж, так тому и быть. В конце концов, он был великим Джоном Хантером, и его методам скорее можно позавидовать, нежели подвергать их критике. Его независимость от ограничивающих правил общества и отсутствие собственных комплексов делали знаменитого хирурга в глазах многих идеальным ученым и врачом. Но уже в следующем столетии после смерти Хантера отношение к истории Чарльза Бирна изменилось. В далеких от медицины людях поступок исследователя вызывал ужас и негодование; оценка представителей медицинских профессий была амбивалентной. С одной стороны, похоже, не было возможности добыть научную информацию определенного рода иначе, чем обойти обычные общественные запреты; с другой, требовалось некоторое бессердечие и высокомерие или, по крайней мере, притупление нравственного чувства, чтобы использовать ничего не подозревавших пациентов в качестве подопытных животных, а их мертвые тела – в качестве анатомических препаратов.

В девятнадцатом веке все большее распространение получали идеи милосердия и гуманизма, а протесты людей становились все громче, и решение проблемы было найдено. Когда сэр Эстли Купер, один из лучших учеников Хантера, предстал перед парламентским комитетом по расследованиям в 1828 году и сообщил его членам, что среди них нет ни одного, чей труп он не смог бы получить с помощью расхитителей могил на следующий день после их смерти, стало ясно, что настала пора действовать. В Великобритании и других странах были разработаны законы, регламентирующие правоотношения в области анатомии, обеспечивающие способы передачи врачам трупов частными лицами или гражданскими властями. Атмосфера сотрудничества между профессиональным медицинским сообществом и другими людьми постепенно улучшилась, поскольку все начали проявлять большее понимание проблем друг друга и общих задач в деле улучшения здоровья последующих поколений. Хотя случаи злоупотребления со стороны ученых-медиков (особенно против меньшинств и бедноты) встречались вплоть до нашего столетия, скандальных вопиющих происшествий становилось все меньше. В конечном итоге сформировался этический кодекс поведения, отражающий заботу исследователей о благополучии и правах тех, кого они изучали. Сегодня медики могут гордиться своей профессией, поскольку члены современных комитетов по расследованию нарушений прав человека являются самыми непреклонными защитниками прав и достоинства пациентов, которые так свободно нарушались их предками во имя науки сто лет назад.

На протяжении длительного периода плодотворных научных изысканий частная практика Джона Хантера также успешно развивалась. Начиная с 1775 года, когда он начал зарабатывать более тысячи фунтов, она достигла уровня, позволявшего ему более свободно расходовать средства на покупку любых образцов и необходимых для работы технических приспособлений. Его практика расширилась еще больше после того, как в 1776 году он был назначен главным хирургом короля. После смерти Персиваля Потта в 1788 году Хантер был признан первым хирургом Великобритании. Он занимал пост главного армейского хирурга и одновременно был генеральным инспектором полковых больниц, что приносило дополнительный доход, но отнимало много времени и сил.

Несмотря на успешную практику, Хантера никогда не привлекала однообразная работа, связанная с лечением пациентов. Он без колебаний отправлялся куда угодно, чтобы исследовать интересный случай или оказать помощь в решении сложных проблем в управлении клиникой, но его раздражала необходимость исполнения повседневных рутинных обязанностей. Пренебрегая правилами вежливости, он часто не скрывал своего недовольства, когда многочисленные состоятельные лондонцы приходили к нему с пустяковыми жалобами. Он считал свою огромную практику, ежедневно отнимавшую массу времени, лишь источником средств на исследовательскую работу, и всегда вел себя соответственно. Однажды он сказал своему ученику Уильяму Линну, когда собирался отправиться по вызовам на дом: «Что ж, Линн, я должен пойти и заработать эту проклятую гинею или завтра мне наверняка ее не хватит». Тем не менее он иногда отказывался от платы, если пациент был слишком бедным или лечение, по его мнению, оказывалось бесполезным.