Шервин Нуланд - Врачи [Восхитительные и трагичные истории о том, как низменные страсти, меркантильные помыслы и абсурдные решения великих светил медицины помогли выжить человечеству] [litres]

На протяжении большей части первой половины года Лаэннек проводил часы, а иногда и целые дни в палатах Салпетриера, создавая у солдат, находившихся под его опекой, ощущение прикосновения к дому и христианской благодати. Дьякон, посланный епископом Ренна, совершал последнее таинство для тех, кто не мог говорить по-французски, а местному священнику, вызвавшемуся помогать добровольно, Лаэннек дал собственный перевод на бретонский увещевания, с помощью которого тот мог бы утешать тех, чей мучительный переход в вечность он пытался облегчить.

Когда в июне 1814 года последний солдат наконец покинул Салпетриер, Лаэннек вновь посвятил все время своей практике. Повышенная утомляемость и проблемы с дыханием ослабляли его физически, но в течение следующих двух лет он сделал большие успехи в клинических исследованиях, как будто слабое здоровье никак не влияло на его работоспособность. Академическая карьера, которая казалась такой предопределенной, теперь была за пределами досягаемости. В 1816 году в возрасте тридцати пяти лет спустя десять лет после окончания университета он начал строить планы по возвращению домой в Бретань. И тогда, по иронии капризной судьбы, направление его жизни внезапно изменилось, а вместе с ним и ход истории медицины. Его пригласили работать терапевтом в больницу Неккер. Ирония назначения заключалась в том, что самый блестящий исследователь в области медицины получил долгожданную работу не благодаря своим непревзойденным способностям в надежде на будущие достижения, а исключительно при помощи личных связей. Случилось так, что друг Лаэннека, некий Бикке, стал заместителем государственного секретаря министра внутренних дел; а его полномочия позволяли ему определить, кто из двадцати кандидатов займет новую должность в больнице Неккер. Он предложил своему другу Лаэннеку подать заявку.

Сначала он сопротивлялся. Расположенная на краю Парижа вдали от университетского квартала, имевшая всего сто коек и не отмеченная никакими заслугами, Неккер не считалась сколько-нибудь масштабным или просто хорошим учреждением. Но либо от отчаяния, либо из-за нежелания обидеть Бикке или, как предположил один историк, потому что вокруг больницы был чудесный сад, где он мог бы заниматься спортом, Лаэннек наконец решил воспользоваться этим предложением. Его официальное назначение состоялось 4 сентября 1816 года.

Главного исторического события оставалось ждать недолго. В пределах совсем небольшого периода после вступления в должность во время обычного ежедневного обхода Лаэннека произошло самое важное событие в области медицины начала девятнадцатого века. Г. Б. Гранвиль, один из английских студентов, ставший свидетелем знаменательного момента, называет дату 13 сентября. Лучше всего этот эпизод описан самим Лаэннеком в книге, изданной им три года спустя:

В 1816 году я консультировал молодую женщину, имевшую общие симптомы заболевания сердца, при этом перкуссия и прикладывание руки не имели большого смысла по причине значительной степени упитанности пациентки. Другой из вышеупомянутых методов [прикладывание уха к передней части грудной клетки] был также неприемлем в силу ее возраста и пола. Мне пришел в голову простой, общеизвестный и в то же время обнадеживающий факт из акустики, который мог оказаться некоторым образом полезным в данном случае. Я имею в виду явление усиления звука при его прохождении через твердые тела, подобно тому, как мы слышим скрежет гвоздя на одном конце куска дерева, приложив ухо к другому. Подумав об этом, я тут же свернул из листа бумаги некое подобие цилиндра и приставил один его конец к области сердца, а другой к своему уху, и был немало изумлен и обрадован, обнаружив, что таким образом я мог слышать биение сердца гораздо яснее и отчетливее, чем когда-либо, прикладывая ухо непосредственно к груди. С этого момента я задумался о том, что данное обстоятельство может послужить средством, позволяющим не только определять характер сердцебиения, но и более эффективно оценивать любые звуки, производимые движением внутренних органов груди. Для подтверждения своего предположения я сразу же начал проводить в больнице Неккер серию наблюдений, которые продолжаются по сегодняшний день. В результате я обнаружил ряд новых признаков заболеваний органов грудной клетки, по большей части вполне определенных, простых и ярко выраженных, возможно, полезных при диагностике заболеваний легких, сердца и плевры, как в качестве прямых и косвенных свидетельств, так и в виде индикатора для хирурга, получить которые можно с помощью пальцев и звука в случае соответствующих жалоб.

Таким образом, в мгновение ока благодаря свернутому листку бумаги мир клинической медицины претерпел еще одну из своих величайших трансформаций. Изобретение Лаэннека было не просто устройством, с помощью которого звуки тела могли передаваться в ухо слушателя. Это был инструмент, который показал врачам разницу между объективными доказательствами и свидетельствами, зависящими от субъективного мнения пациента или выполняющего осмотр специалиста. До изобретения стетоскопа диагностика почти полностью опиралась на рассказ пациента о его ощущениях и симптомах, несмотря на всю их очевидную ненадежность. Изучив принципы недавно исследованной патологической анатомии, врачи начали понимать, насколько важен поиск более надежных подсказок, свидетельствующих об органических расстройствах. Но особого прогресса в этом направлении еще не был достигнуто.

Правда, в распоряжении врачей оставались прежние методы освидетельствования больного: более внимательное и продуманное приложение руки для изучения глубоко залегающих структур и, конечно, более тщательный поиск видимых глазу признаков заболевания, но по-прежнему оставалась некая несогласованность между тем, что было предсказано в результате начального физического осмотра и теми данными, которые позже были обнаружены при вскрытии. По-прежнему приходилось в основном полагаться на рассказ пациента своей истории и, в меньшей степени, на его внешний вид.

Слова больного, как правило, принимали за чистую монету, поскольку у большинства диагностов тех дней не было причин сомневаться в том, например, что боль означала боль, а слабостью называли слабость. Считалось, что дела обстоят так, как их оценивает пациент. Тогда еще не знали, что на описание человеком его болезни влияет множество факторов, лежащих как на сознательном, так и на бессознательном уровне. Хорошо известно, что детали повествования могут отличаться в зависимости от того, кому о них рассказывает больной; значение этого явления сводилось к минимуму, если перед пациентом находился врач преклонного возраста. Возможность того, что некоторые подробности могут быть упущены по забывчивости или описаны недостаточно точно, учитывалась только в самых очевидных случаях или когда возникали подозрения в намеренной попытке ввести врача в заблуждение. Некоторые наиболее прозорливые медики, среди которых был и Лаэннек, по-прежнему полагали, что необходимо искать более точный метод диагностики, исключающий влияние неточной информации.