Андрей Домановский - Загадки истории. Византия [litres]

В объединении царил дух братства и солидарности, степень сплоченности болельщиков одного клуба базировалась на ощущении общей причастности к спортивной борьбе на арене ипподрома, на личном участии каждого из них в победе или поражении поддерживаемого ими возницы. Фанатам казалось, что исход состязаний зависит в том числе и от их действий и усилий – не случайно они «пальцами, словно бичами, погоняли коней». Торжество спортсмена их команды над соперником на ипподроме было несомненным личным успехом для болельщика, знаком благоволения судьбы как к факции в целом, так и к каждому ее представителю по отдельности. Растворяясь при этом в массе дружественно настроенных собратьев по клубу, каждый из болельщиков чувствовал себя в безопасности, получал возможность открыто выражать свои чувства в поддержку любимой команды при бурном одобрении окружающих. Не правда ли, все это очень сильно похоже на то, что происходит в среде современных футбольных фанатов?

Соперники, спортсмены и болельщики чужого цвета воспринимались как враги, мешающие не просто победе в спортивном состязании, но даже их личному счастью и благополучию. При этом чувство вражды переносилось со спортсменов (они воспринимались как исключительные люди, пребывающие на ином уровне отношений) на болельщиков другой команды, благодаря чему символичная спортивная борьба на арене практически всегда отражалась в реальных конфликтах фанатов на трибунах ипподрома и улицах города. Фанаты стремились закрепить успех, если их команда побеждала, или «отыграться» и исправить ситуацию, если проигрывала. В лучшем случае это противостояние сводилось к оскорбительным выкрикам в адрес болельщиков команды клуба-соперника, в худшем заканчивалось стычками и даже яростным дракам, которые могли привести к тяжелым увечьям и даже смертям.

Наиболее активной, беспокойной частью каждой из партий в этом плане были так называемые стасиоты, мятежные бунтари-хулиганы, которых вполне можно сравнить с современными футбольными фанами-ультрас. Это были, по большей части, юноши, склонные к активным радикальным действиям. Прокопий Кесарийский писал о них: «Как я уже рассказывал в прежних книгах, народ издавна делился на две части. Перетянув на свою сторону одну из них, венетов, которым случалось и ранее ревностно ему (имеется в виду император Юстиниан) содействовать, он сумел все привести в смятение и беспорядок. <���…> Однако не все венеты сочли подобающим для себя следовать желаниям этого человека, но лишь те из них, которые являлись стасиотами. <���…> Не пребывали в бездействии и стасиоты прасионов и творили преступления, как только им представлялась такая возможность, хотя их-то как раз постоянно наказывали».

Стасиоты-ультрас были в основном небогаты, и, для того, чтобы пощеголять на ипподроме модной одеждой с пурпурной каймой, вынуждены были «приобретать ее незаконными средствами», по всей видимости, путем грабежа. Хитоны они носили своеобразно, узко стягивая их возле кисти и максимально широко расправляя по направлению к плечам, так что там они свисали широкими буфами, создавая впечатление мощной мускулатуры атлета. Прокопий писал: «Всякий раз, когда они в театре или на ипподроме, крича и подбадривая [возничих], как это обычно бывает, размахивали руками, эта часть [хитона], естественно, раздувалась, создавая у глупцов впечатление, будто у них столь прекрасное и сильное тело, что им приходится облекать его в подобные одеяния, между тем как следовало бы уразуметь, что такая пышная и чрезмерно просторная одежда еще больше изобличает хилость тела».

Они ввели также новую моду на прически. Стасиоты не брили бороду и усы, чем напоминали современникам пышнобородых персов, а голову, напротив, обривали спереди вплоть до висков, оставляя сзади беспорядочно свисающие длинные пряди. Возможно, чем-то такая прическа напоминала знаменитый чуб-оселедець украинских казаков. Эта мода казалась благопристойным византийцам совсем уж варварской и получила название гуннской.

Стасиоты организованно посещали военно-спортивные секции, обучаясь там, в том числе, метанию копья и стрельбе из лука. Во время уличных стычек с соперниками и/или городской стражей именно они были основной ударной силой факции, поэтому им запрещалось иметь при себе оружие. Запрет этот, впрочем, регулярно нарушался, и, по свидетельству того же Прокопия, стасиоты «по ночам открыто носили оружие, днем же скрывали под одеждой у бедра небольшие обоюдоострые кинжалы». Если заменить ножи на кастеты и бейсбольные биты, то поведение футбольных ультрас будет вполне соответствовать этому описанию.

Стасиотов нередко как обоснованно, так и надуманно обвиняли в хулиганских выходках и кутежах, грабежах, вымогательстве, разврате, даже убийствах и изнасилованиях. По свидетельству того же Прокопия, они наводили такой страх на горожан, что те даже днем боялись выходить на улицы в пристойной их сану и богатству одежде, предпочитая надевать «одежду много хуже той, что предписывал их сан», и использовать медные пояса и пряжки вместо золотых, «дабы не погибнуть из-за любви к прекрасному». С наступлением ночи жители города и вовсе стремились поскорее укрыться в своих домах.

Впрочем, современники прекрасно понимали, что отваживаться на все перечисленное стасиоты могли лишь при попустительстве, покровительстве и даже прямом руководстве представителей власти.

Городские волнения цирковых факций нередко отличались агрессивностью и неприкрытой жестокостью, они могли начаться совершенно внезапно и длиться очень долго, то затухая, то вновь усиливаясь. По свидетельству хрониста Феофана, во времена императора Юстина, венеты «бесчинствовали в течение пяти лет», с 518-го по 523 г., вплоть до того, как эпархом города стал Феодот, которому были предоставлены широкие полномочия для усмирения мятежников. Именно в период пребывания в должности этого градоначальника борьба византийского правительства с городской вольницей партий ипподрома была наиболее последовательной и эффективной. Правительство все больше стремилось постепенно ограничивать реальную самостоятельность и инициативу димов с помощью законодательных и административных мер, подчиняя их ведомству константинопольского градоначальника. Так, в 527 г., когда Юстиниан стал соправителем Юстина, был издан эдикт о запрете борьбы партий ипподрома, а в Антиохии, где 529 г. случились очередные городские выступления, было запрещено и проведение игр вообще, что лишало горожан основного места собраний.

Некоторые исследователи подчеркивают исключительно деструктивную природу межфакционной борьбы и самих партий ипподрома, утверждая, что это было насилие ради самого только насилия, а всю их политическую позицию можно выразить двумя словами: «Быть против!» Против чего угодно, лишь бы это позволяло проявить и утвердить себя, доказать свою значимость и заставить с собой считаться. Якобы они боролись лишь за то, чтобы безнаказанно осуществлять самоуправство, и показательным в этом плане является то, что факции стремились освободить от ответственности задержанных городской стражей зачинщиков беспорядков и рядовых хулиганов из числа своих «одноклубников». Впрочем, следует признать, что факционарии нередко столь же яростно выступали и за освобождение задержанных из партии соперников.