Андрей Домановский - Загадки истории. Крымское ханство [litres]

Незадолго до описанных событий, отсылая новоназначенного хана Бахадыра Герая в Крым, султан Мурад IV напутствовал его такими словами: «Вот Инает Герей понес наказание за свое изменничество, и ты берегись: не моги ни на одну точку сдвинуться с компасного круга послушания». Напутствия, впрочем, были излишни – Бахадыр Герай был более поэтом и эпиграммистом, чем военачальником и политиком.

Как видим, туркам и в этот раз силой и дипломатией удалось подавить сопротивление крымцев, однако лишь участие в этой борьбе на их стороне ногайцев во многом обеспечило османам победу. Крымским татарам же, несмотря ни на что, удалось сохранить формальный статус независимого суверенного государства в традиционном его состоянии: полувоенном союзе – полувассальной зависимости от Османской империи. Конфликты и трения между Стамбулом и Бахчисараем случались и позже, в особенности во время правления хана Исляма ІІІ Герая (1644–1654 гг.), однако никогда они не достигали такого накала противостояния и открытых боевых действий, как во времена выдающихся правителей и полководцев Мехмеда ІІІ Герая (1623–1628 гг.) и его брата, калги Шахина Герая, а также Инаета Герая (1635–1637 гг.). Обе державы испробовали свои силы в борьбе друг против друга и убедились в стратегическом паритете своих сил и возможностей: Крымское ханство не могло вырваться из поля притяжения Османской империи, однако и турки были не в состоянии низвести независимое крымское государство до статуса рядовой провинции. Так во взаимоотношениях Чингизидов и Османов было достигнуто наиболее приемлемое положение вещей, устраивавшее, в конечном итоге, обе стороны.

Бескрайние просторы Евразийской степи, протянувшиеся от Восточной Европы чуть ли не до Тихого океана, породили кочевую цивилизацию с присущими ей мобильностью, воинственностью, особым социально-политическим устройством и хозяйственным бытом. В свою очередь, политогенез кочевничьего общества привел к появлению государств, живших во многом не только за счет скотоводства, контроля над обширными территориями и эксплуатации трансконтинентальных торговых путей, но также (и даже преимущественно!) за счет «производства добычи». Оно могло осуществляться в двух основных вариантах: либо путем регулярных военных набегов с целью грабежа на оседлые народы, соседствовавшие на свою беду со степью, либо путем установления даннических отношений зависимости соседних государств от политических сообществ кочевников.

Формы зависимости и практики получения дани также могли быть различными. Наиболее явным было установление прямого контроля над зависимым населением, когда налоги с него собирали специально выделенные для этого представители кочевничьего государства. Нередко эти «чиновники-налоговики» сохраняли тяглому податному населению «элементы самоуправления» в виде местных правителей на подчиненном положении. Кочевников совершенно не интересовала жизнь населения, с которого они собирали налоги, они абсолютно индифферентно относились к религиозным и культурным отличиям и совершенно не стремились распространить, навязать и внедрить собственные религиозные верования и культурные практики. Единственным, что их действительно заботило, было своевременное получение выплат в полном объеме.

Так было с институтом баскаков в зависимых от Золотой Орды княжествах Северо-Восточной Руси в XIII–XIV вв., где получившие ярлык князья формально правили собственными княжествами, но реально важнейшую сферу компетенции государства – налогообложение – во многом замыкали на себя монгольские ставленники. Это лишало князей возможности полноценно формировать казну – то, что мы сейчас назвали бы государственным бюджетом. Внешний контроль также не позволял князьям распределять и расходовать собранные средства по собственному усмотрению, прежде всего на развитие армии и организацию строительства крепостей. Последнее было залогом господства завоевателей – отсутствие опоры на собственное сильное войско при наличии прямо на территории княжества либо неподалеку от него в окрестных степях крупных военных отрядов делало князя послушным орудием в руках оккупантов.

Облегченным вариантом такого рода зависимости было взимание дани с покоренного правителя без высылки на территорию его государства сборщиков налогов в сопровождении крупных военных отрядов. В таком случае сам князь организовывал и осуществлял налогообложение в пределах подконтрольной ему территории и затем выплачивал дань золотоордынскому хану. Это до некоторой степени развязывало князю руки и позволяло как самостоятельно наполнять бюджет, так и расходовать бюджетные средства без излишне навязчивого контроля со стороны баскаков. При таком варианте политико-экономической зависимости можно было и крепости строить, и войско реорганизовывать, и внешнюю политику вести, готовясь таким образом вырваться из орбиты зависимости от Орды. Так, например, мог поступать после монгольского нашествия князь Данила Галицкий до той поры, пока его поползновения к самостоятельности не были пресечены неотвратимым, как хроника объявленного возмездия, вторжением крупных военных сил монголов под предводительством способного и деятельного военачальника Бурундая.

Наконец, кочевники могли получать выплаты и с государства, сохранявшего все внешние элементы суверенитета. Дань при этом называлась «подарками» или «поминками», но сути это не меняло – в действительности это был откуп от военного набега, плата за то, чтобы грабитель-сосед воздержался от нападения или не требовал установления более ощутимых форм контроля, ограничивавших государственный суверенитет. Это, впрочем, не гарантировало полной безопасности и отсутствия грабительских набегов, ведь даже при официальном мирном положении, когда кочевники не предпринимали крупных походов-сеферов, нередко ими осуществлялись меньшие по масштабам, но весьма болезненно ощутимые для оседлого населения пограничья чамбулы и беш-баши. Именно такая ситуация сложилась в украинских землях Речи Посполитой во второй половине XVI–XVII вв., когда Крымское ханство, играя на противоречиях между польско-литовским государством и Московским царством, взимало «поминки» с них обоих. При этом крымцы, независимо от текущей политической ситуации, продолжали нападать на окраины соседних стран, а нередко и предпринимала крупные походы, доходя порой чуть ли не до их сердцевинных земель и столичных городов.