Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

«Что за слова, какие мерзкие слова, — лениво подумала Елена. — Отец Адольфус ни за что бы не одобрил».

Она увидела над собой искаженное гримасой ужаса лицо Мэри и попыталась утешить ее, сказать что-нибудь хорошее. Губы зашевелились, но монахиня поняла, что у нее хватило сил только на улыбку. Вдруг она почувствовала страшный удар в живот, голову разорвала дикая боль, и все погрузилось во тьму.

Жэнь Жэнь отпустил Мэри, которая, свернувшись в клубочек, тихо плакала посреди огромной лужи натекшей на пол крови. Уставив руки в боки, он глядел на двух крестьян. Один, глупо хихикая, с гордым видом выдернул вилы из живота Елены. Второй, выглядевший не менее гордо, торжествующе улюлюкая, поднял мотыгу, ударом которой размозжил монахине голову.

— Трахнутые крестьяне, — покачав головой, произнес Жэнь Жэнь. Он приказал вывести отобранных девушек, забить двери и поджечь церковь. Первые языки пламени стали лизать стены здания, вопли запертых внутри женщин достигли крещендо, а Жэнь Жэнь все думал, как же они отвезут в Шишань добро, которое его воины принялись выносить из домов христиан.

В миссии Аиртона стояла тишина. На мгновение тучи на небесах разошлись, показалась луна, залившая серебристым светом комнату, расположенную в самом конце коридора, где лежала привязанная к кровати девушка. В комнате воняло. У изголовья кровати стояло ведро, наполовину заполненное рвотными массами. Вскоре его должна была вынести Катерина, но сейчас она была занята. Монахиня замачивала ворох грязного белья, которое только что сменила. Как и предсказывал доктор, у Элен началась диарея. Девушка лежала на постели нагой. Ночная рубашка была вся перепачкана, а на белом бедре — грязное пятно, которое еще не успели вытереть. В кресле спал доктор. Он настолько вымотался, что не слышал звериного рычания, которое на протяжении последних пяти часов издавала сквозь зубы его пациентка, мечась в сковывающих ее движение путах. В лунном свете виднелись широко раскрытые немигающие глаза Элен, которые, казалось, ничего не видели, кроме горячечных, кошмарных снов, терзавших девушку. Иногда в глазах мелькали проблески сознания, но в эти моменты девушка крепко сжимала веки, не в силах вынести страшную боль, терзавшую руки и ноги, заставлявшую все тело выгибаться в дикой муке. В такие моменты Катерина бросала все дела и, придерживая голову Элен, наклоняла ее к ведру, поскольку сразу же после приступов следовала рвота. За последний день и ночь доктор, монахиня и Нелли, сидевшая с Элен, когда у нее выдавалась свободная минута, к этому уже привыкли. Элен пребывала между сном и явью, силясь понять, что с ней происходит, и преодолеть в себе ненависть, которую испытывала к своим мучителям, а главное, к самой себе.

Два дня спустя Френк Дэламер сидел в ресторане со своими друзьями-купцами Лу Цзиньцаем и Цзинем Шаньгуем. Как только стало известно о таинственном исчезновении старика Тана Дэсиня, а по городу поползли слухи, что он имел дело с Железным Ваном и был членом тайного общества, Лу перестал подозревать Цзиня. Купцам частично удалось вернуть теплые отношения, некогда существовавшие между ними. Еда, как обычно, была великолепна, но Френк чувствовал, что его друзья не на шутку обеспокоены. Они засыпали его вопросами о беседе, состоявшейся утром между ним, доктором и мандарином.

— Странно все это, — произнес Дэламер, протягивая руку к стопке горячей рисовой водки. — Так сказал доктор, а он-то бывал на аудиенциях поболе моего. Обычно доктор встречался с мандарином в его покоях, а на этот раз нас повели в зал для аудиенций. Мрачное местечко. Кругом слонялись какие-то мерзавцы, которых доктор прежде никогда не видел. Они были совсем не похожи на лощеных чиновников, которых обычно встречаешь в ямэне. Странно. Очень странно.

Цзинь и Лу переглянулись.

— И кто же это был? — тихо спросил Лу.

— Понятия не имею. Какие-то хамы. Видел одну парочку в овчинах, которая стояла, прислонившись к стене, словно у себя дома. Один из них, вы не поверите, ковырялся ножом в зубах. А стражники не обращали на них никакого внимания.

— И что, мандарин ничего не сказал? — поинтересовался Цзинь. — Обычно он трепетно относится к формальностям.

— В том-то и дело, что нет. Это как раз и странно. Мандарин вообще говорил мало. Только и сидел на своем помосте с постным выражением лица, словно ему хотелось убраться оттуда поскорее, и страшно скучал.

— Кто же тогда проводил аудиенцию?

— Негодяй-казначей. Говорил в основном он. Мерзавец. Думаю, у него не все в порядке с головой. Имеет зуб на христиан. То и дело нес вздор о том, что христиане — возмутители спокойствия, мол, все зло от них.

Цзинь и Лу снова переглянулись.

— Им все еще не дает покоя фортель, который выкинул старина Милуорд. Не удивительно. По всем меркам, этот ненормальный действительно перегнул палку. Мы, конечно же, сказали, что он сумасшедший и мы не имеем к нему никакого отношения и что даже у нас его бы одели в смирительную рубашку, но казначей вообще не стал нас слушать. По его словам, чуть ли не сам Аиртон все спланировал, после чего приказал Милуорду напасть на публичный дом. Доктор спокойно его выслушал, а потом повторил все, что мы уже сказали прежде, но я увидел, что он немного огорчен. Особенно его опечалило то, что мандарин не стал вмешиваться. Как я понимаю Аиртона! — Он осушил стопку и налил себе еще.

— Вы рассказали ему о нападении на караван? — спросил Лу. — Он знает, что господин Кабот ранен?

— Да. В конце концов нам удалось вставить слово, а то казначей никак не мог остановиться и все поливал христиан грязью. Тут мне жаловаться не на что. Нам сказали, что полагается. Мол, какой стыд, все очень сожалеют, что гость их страны подвергся нападению и был ранен. Пообещали найти злодеев. Задали пару вопросов, когда и где нас пытались ограбить и сколько было разбойников. Попросили поздравить Тома и выразить восхищение его мужеством — так сказал мандарин, это был один из немногих моментов, когда он решил открыть рот. Потом еще высказали надежду, что он скоро пойдет на поправку. Все как обычно. Вот только мне показалось, что все эти слова они произнесли несколько небрежно, и еще мне не понравились ухмылки мерзавцев, скалившихся у стен. Но нам обещали, что дело расследуют и, в зависимости от того, что удастся разузнать, может быть, даже выплатят компенсацию. Чего еще нам надо?

— Вы поделились с ними своими подозрениями касательно боксеров? Рассказали им о странной форме? — спросил Лу.

— Тут еще одна странность. Вроде им это было совсем неинтересно. Они не придали моим словам никакого значения, сказали, что до них уже давно доходили эти сплетни, а слушать их снова — ниже достоинства достопочтенного суда ямэна. Доктор стал упорствовать, указав на то, что на разбойниках были желтые повязки и действовали они на удивление слаженно, но казначей перебил его и, как мне показалось, довольно грубо заявил, что мы слишком доверчивы. Мол, мы не подумали о том, что Железный Ван, или же какой-либо другой негодяй, спланировавший нападение, мог специально, зная о слухах, нацепить на своих головорезов такую одежду, чтобы их боялись еще больше. Если подумать, в этом что-то есть, — мрачно закончил Френк и снова потянулся к водке. — Умно, ничего не скажешь. Так, по крайней мере, показалось мерзавцам, стоявшим у стен. Они засмеялись, словно услышали от казначея какую-то шутку, хотя лично я юмора не уловил.