Адам Уильямс - Дворец райских наслаждений

Аиртон, Нелли, их дети и слуги из Кантона — супруги А-ли и А-сунь, повсюду сопровождавшие доктора с тех пор, как он пятнадцать лет назад приехал в Китай, жили в отдельном бунгало, покрытом желтой штукатуркой, которое несколько отстояло от зданий госпиталя. Вокруг дома, окруженного деревянным забором, были разбиты аккуратные газончики. Человеку, оказавшемуся в гостиной или столовой, могло почудиться, что он попал в самый обычный дом Эдинбурга. Доктор за собственный счет привез из Англии мебель и семейные портреты, обои, занавески, пианино Нелли и ее гордость — кованую печь из Бирмингема. Печь согревала дом долгими зимними вечерами, и на ней всегда можно было согреть воду. Доктор обожал дом, он был без ума от запаха, исходившего от полированных деревянных полов, и ароматов поджаренного в масле хлеба и бекона, наполнявших бунгало каждое утро, детских голосов и тишины кабинета. Аиртон очень тосковал по своим старшеньким. Прошлым летом он отправил домой, в Шотландию, старшего сына Эдмунда, четырнадцати лет, и дочь Мэри — одиннадцати, оставив их на попечении четы Гиллспай, с которой он познакомился в Тяньцзине. Теперь Эдмунд и Мэри жили в школе-интернате в Данди. И Нелли, и Аиртон понимали, что настанет время и вслед за старшими детьми придется отправить и младших: Дженни сейчас было десять, а Джорджу исполнилось восемь. Пока они могли ходить в школу для сирот, организованную при госпитале. «Несмотря на любовь к сестрам Елене и Катерине, Нелли боится, что ее дети вырастут католиками. Вот почему она настаивает на своем присутствии во время уроков Закона Божьего», — часто шутил доктор, и его шутку не раз повторяли обе монахини. Нелли улыбалась вместе со всеми, но улыбка получалась несколько натянутой — в этой шутке была доля правды.

Дженни и Джордж, увидев вошедшего в дом отца, с радостью кинулись навстречу. Аиртон устал и был раздосадован. Все тело покрывал липкий пот, и доктору хотелось поскорей принять ванну. Тяжелый выдался денек. Аиртон немедленно позвал к себе Чжана Эрхао и велел, взяв помощников, отправиться на поиски Хирама. Чжан заупрямился, и прежде чем он наконец взялся за дело, Аиртону пришлось долго его уговаривать. Потом в крайнем волнении явилась сестра Елена — моль поела недавно доставленные в госпиталь хлопковые бинты, и доктор был вынужден потратить несколько минут, чтобы ее успокоить. Затем Аиртону пришлось пройти в операционную, где его дожидался пациент. Случай был тяжелый: возница покалечил ногу, попавшую между двух столкнувшихся телег. На закате вернулся Чжан Эрхао. Он принес дурные вести — Хирама так и не смогли найти. Однако Чжану удалось узнать, что люди видели, как компания мальчишек вместе с Хирамом удалялась в направлении Черных холмов. Чжан, сокрушенно покачав головой, провел ребром ладони по горлу:

— Железный Ван, — пробормотал он. — Очень плохо.

Аиртон попытался возразить, но Чжан лишь осклабился:

— Может быть, сперва потребуют выкуп, — произнес он. — Но потом ему точно перережут глотку.

Аиртон приказал Чжану взять фонарь и продолжить поиски, если в них, конечно, еще был какой-то смысл.

Когда Чжан повернулся и пошел прочь, доктор увидел, как плечи слуги трясутся от беззвучного смеха. Чжан знал, что ему удалось взволновать хозяина, и это, учитывая ту непростую работу, которую ему предстояло выполнить, было для слуги некоторым утешением.

Аиртон устало опустился в кресло и с благодарностью принял стакан виски, который ему поднес A-ли. Нелли, сидевшая с вязаньем за столом, кинула быстрый взгляд на супруга и улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ. «Какая же она красавица», — подумал доктор, поймав спокойный взгляд синих глаз. Каштановые волосы Нелли были зачесаны назад, обнажая высокий лоб. Прожитые годы оставили в облике Нелли едва заметный след. В волосах у темени наметилась проседь, на щеках и кончике носа лежал румянец, а у рта залегли морщинки. Несмотря на это, Нелли двигалась столь же уверенно, как и прежде, а осанка не утратила былую стать, которую подчеркивали широкие плечи и высокий рост. Доктор потянулся к сюртуку за часами. Он мог чуть-чуть отдохнуть, служба в часовне должна была начаться еще только через полчаса. Аиртон понимал, что должен рассказать Нелли о Хираме. Новости обеспокоят ее больше, чем его, однако доктору хотелось хотя бы несколько минут не думать о плохом, поэтому он поведал жене о встрече с Френком Дэламером и о скором прибытии Элен Франсес.

— Надеюсь, она не принадлежит к числу этих современных молодых особ, — произнесла Нелли.

— На твоем месте я бы обрадовался, — вздохнул доктор. — Это единственная приятная новость за весь день.

— Бедняжечка, — отозвалась Нелли. — Я-то думала, ты обожаешь дни, когда у тебя есть возможность поболтать с этим кровожадным старым мандарином.

Однако Аиртон не испытывал никакого желания объяснять причины своего дурного настроения. С мрачным видом отхлебнув виски, он задумался, о чем станет говорить в часовне через полчаса. Он вспомнил об ужасной проповеди Септимуса, нелепом, исковерканном до неузнаваемости пересказе предания о Самсоне и рассмеялся:

— Он упал с крыши!

— Что, солнышко?

— Ничего, любимая. Просто задумался: какой нам лучше подобрать отрывок из Библии на сегодняшнюю службу. Может, почитаем немного из Книги Судей? Например, о Самсоне. «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое».

— Если у тебя на уме этот Дэламер со своей дочкой, должна сказать, что это никуда не годится. Может, Элен и красавица, однако не думаю, что от такого старого порочного льва, как Френк, можно ждать сладости.

— Нелли, как можно быть такой жесткой? — воскликнул Аиртон. — Ты ведь ее даже не видела!

Впрочем, они уже оба смеялись. Нелли подалась вперед и потрепала супруга по щеке. Дверь с грохотом распахнулась, в комнату ворвались дети, и спустя несколько мгновений все семейство, дрыгая ногами, размахивая руками и разбрасывая подушки, весело хохоча, возилось на диване.

Посольство Великобритании решило устроить пикник в Западных холмах. Вереница экипажей, колясок, паланкинов и всадников в сопровождении армии ехавших верхом слуг тронулась в путь в шесть часов утра. Сэр Клод Макдональд, посол королевы Виктории при императорском дворе, дуайен дипломатического сообщества и представитель западных держав, включая Японию и США, накануне вечером без лишнего шума оставил Пекин и вместе с женой уже ожидал гостей в даосском храме, превращенном в загородную виллу.

Переделать храм в загородный дом не составляло особого труда. Никто не трогал ни изогнутых крыш, ни расписных деревянных стропил, ни встроенных панелей, украшенных резьбой с изображениями драконов, ни красных колонн, сделанных из монолитных стволов деревьев. Во многом помогли привезенные из-за границы обои и правильная подача света. Несколько диванов и шезлонгов, массивный обеденный стол из красного дерева и фортепиано, прекрасные картины на стенах, среди которых была копия «Умирающего оленя» Лэндсира и портрет деда леди Макдональд в военной форме времен Наполеоновских войн, чудесным образом сочетались с покрытыми лаком ширмами, фонариками и стульями минской династии — все это являло собой удивительную смесь западной и восточной роскоши. Благодаря двум окнам, вырубленным по обеим сторонам зала, в котором некогда творились молитвы, хозяева виллы не испытывали недостатка в солнечном свете, однако леди Макдональд приказала завесить их желтыми занавесками, чтобы хотя бы отчасти храм не казался оскверненной святыней. В целом иностранцы трепетно относились к чувствам верующих — как-никак храмы под виллы отбирались силой, поэтому уничтожение украшавших стены фресок и резьбы с изображением демонов и святых считалось признаком дурного тона. Эти изображения просто заклеивались добрыми английскими обоями. Леди Макдональд любила рассказывать о том, как ей было страшно в первую ночь, когда в дрожащем свете свечей с облупившихся фресок XV века на нее пялились улыбающиеся бодхисаттвы и скалящиеся демоны. Положение удалось исправить с помощью обоев мануфактуры Уильяма Морриса, цветочный орнамент которых, как выяснилось, очень удачно сочетается с персидскими коврами, покрывавшими пол.