Кристофер Бакли - Собиратель реликвий [litres]

– А, вот на какие шиши вы, прохвосты, по борделям шлялись, – по-приятельски сказал Дисмас.

Он взял со стола какую-то безделушку и поднес к свече. Это был перстень Лотара с фамильным гербом. Дисмас невольно скривился, вспомнив, как Кунрат обрубал пальцы убитого графа.

– Это все, что осталось?

– Ага, – сказал Кунрат. – Зато порево было знатное. Первоклассное порево, скажите, пацаны?

– И в Базеле вы сбыли с рук кое-что из трофеев? – встревожился Дисмас. – Ну, чтобы купить ваш приапический бальзам?

– А то. Кое-что в Базеле, кое-что в Невшателе, кое-что в Фрибуре, в Лозанне, в Женеве… А че такого?

– Хорошо, что нас никто не разыскивает, – вздохнул Дисмас. – За вами такой хвост тянется…

Их действительно не разыскивали. Дисмас осторожно наводил справки во всех городах по пути, однако никто не проявлял интереса к германскому графу, пропавшему в далеком Шварцвальде.

– Что ж, надеюсь, девки вам попались чистые, – подытожил Дисмас, шутливо ткнув Кунрата в грудь. – Иначе будете как герцог Урбинский. – Он повернулся к Дюреру и добавил: – А этот твой Макиавелли лучше бы написал трактат о том, как уберечься от французки.

Кунрат взял пузырек, уныло посмотрел на него, перевернул… Ни капли.

– Сестренка! – окликнул он Магду. – Сваргань нам еще такого же, а?

– Кунрат, у нее сейчас есть дела поважнее, – укоризненно напомнил Дисмас.

– Что может быть важнее стойкости моего болта?

Дисмас вернул перстень Лотара на стол:

– У вас там еще меч был…

– Ты ж сказал, что с клинками в город нельзя, – буркнул Кунрат.

– Верно. А меч Лотара вы по дороге тоже профукали? Это ж подарок его крестного, нового императора.

– Не, все путем. Меч – дело особое, не про девок. Он в повозке. Вместе с остальным оружием. Вот только как нам теперь быть, если на нас вдруг кто нападет, не приведи господь? – Кунрат поднял пузырек над головой и, состроив умильную физиономию, сладким голосом, будто карапуз, выпрашивающий леденец, заканючил: – Сестренка, а сестренка! Ну пожа-а-луйста…

– Нет, – сказал Дюрер. – Ни за что.

– Нарс…

– Ты оглох, что ли? Нет.

– Как ты не понимаешь, что…

– Я все прекрасно понимаю. Я прекрасно понимаю, что это совершенно бредовая затея, которая закончится моей погибелью. Я поехал с тобой по доброте душевной – для того, чтобы тебе помочь, а не для того, чтобы стать жертвенным агнцем. Самоубийство – смертный грех. Нет. Даже не проси.

– Неужели ты не видишь, как все логично складывается?

– Логично? Не смеши меня.

– Ты меланхолик. Я еще лет десять назад понял, что тебя ничем не рассмешишь.

– А теперь тебе это удалось. Ха! Ха-ха-ха! Поздравляю. А теперь проваливай ко всем чертям. Тебе надо, ты и прикидывайся убиенным графом.

– Если ты хоть на минуточку перестанешь истерить и выслушаешь меня до конца, то поймешь, что роль Лотара лучше всего исполнишь ты, а не я. Если все сработает…

– Вот-вот, именно что «если»! Двух слов сказать не успел, а уже началось!

– Нарс, герцог Савойский наверняка примет крестника императора Священной Римской империи с распростертыми объятиями. Герцог презирает и опасается короля Франции. Император тоже презирает короля Франции. Герцог обрадуется возможности принять у себя в гостях императорского крестника. Почему? Да потому, что когда крестник вернется домой, то расскажет своему крестному-императору, как герцог Савойский, добрый малый, радушно принимал его в Шамбери. Мол, Лотар пришел поклониться святой плащанице инкогнито, как простой паломник, и не ждал никаких знаков внимания от герцога, а тот проведал, что он в городе, и обласкал, словно родного сына!

– Вот сам и притворись Лотаром, раз тебе в голову пришла эта гениальная мысль! – заявил Дюрер, вызывающе скрестив руки на груди.

– Нарс, умоляю, ты подумай. Кому нужно хорошенько рассмотреть плащаницу? Кто будет делать с нее копию? Я же не художник.

– В плане Дисмаса есть разумное зерно, мастер Дюрер, – сказала Магда.

– Сначала логика, а теперь еще и разум? – фыркнул Дюрер. – Вы тут все окончательно его утратили.

– Эй, не ссы, – вмешался Кунрат. – Классный план.

Дюрер воздел очи горе, будто ожидая вмешательства Всевышнего:

– А вдруг кто-то знает Лотара в лицо?

– Ну это навряд ли, – сказал Дисмас.

– Ах, навряд ли! – с горечью воскликнул Дюрер. – Меня умиляет твое легкомыслие, Дисмас. Навряд ли – еще не повод рисковать моей жизнью.

– Нарс, я же буду тебя сопровождать, изображая слугу. Я рискую жизнью не меньше твоего, так что не воображай себя одиноким великомучеником.

– И как ты себе это представляешь? Мы с тобой заявимся в замок: мол, здрасте, я Лотар, пустите на постой?

– А кто недавно мечтал о приличных апартаментах?! Еще раз тебе говорю, все будет иначе. Мы не станем ломиться в двери и требовать, чтобы нас пустили переночевать. Ты подойдешь к стражникам, вручишь им послание для герцога и удалишься. Послание будет от тебя, то есть от графа Лотара фон Шрамберга. В письме ты известишь герцога, что прибыл в Шамбери инкогнито, с несколькими доверенными слугами, поклониться плащанице. Что хочешь засвидетельствовать ему свое почтение. Это обычная протокольная учтивость, согласно придворному этикету. Ничего просить не надо. Выразишь восхищение красотами Шамбери и христианским благочестием герцога, который выставляет плащаницу для всеобщего обозрения, и все такое прочее… Потом пожелания доброго здоровья, долгих лет и Господнего благословения. И все. Если герцог проглотит наживку, то мы попадем в замок. Если нет… то придумаем другой способ туда проникнуть. Например, можно применить осадные орудия. Но письмо гораздо проще.

Дюрер куксился и молчал, силясь придумать отговорку, которая избавила бы его от выступления в непрошеном амплуа.

– С какой стати разнузданный олух попрется на поклонение святыне? Даже если при дворе не знают Лотара в лицо, вдруг кому-то известна его репутация?

– Нарс, давай я тебе кое-что объясню про христианскую религию. Паломники отправляются на поклон святыням ради искупления грехов. По-твоему, люди идут за сотни миль лобызать какую-нибудь реликвию, потому что у них светло на душе? Ошибаешься. Они это делают, чтобы не оказаться в аду. Если кто-то вдруг и скажет, что наслышан о шалостях графа фон Шрамберга, ты ударишь себя в грудь: мол, mea culpa [12] Здесь : каюсь (лат.); букв . моя вина. , я и есть тот самый граф-шалун, ужасный греховодник. Однажды охотился в лесу со своими ребятами – тоже большими шалунами – и вдруг услышал голос с небес. Глядь – а там Иисус. И Он сказал мне: Лотар, Лотар! что ты шалишь? Прямо как святому Павлу, когда тот ехал в Дамаск поиздеваться над христианами. А потом грохнулся с лошади наземь и сразу решил пойти пешком в этот зачуханный – только не говори «зачуханный»! – Шамбери, поклониться плащанице и очистить грешную душу.