Адам Уильямс - Книга алхимика [Роман]

Айша и Паладон обменивались через меня письмами, если не ежедневно, то по меньшей мере четыре-пять раз в неделю. Я ни разу не заглянул в их послания, но видел, как они их читают. По слезам в глазах и улыбкам на их лицах можно было без труда догадаться, что разлука не ослабила их чувства. Нет, наоборот, пламя любви разгорелось еще жарче. Всякий раз, беседуя с ними, я твердил, что нельзя оставлять надежды на лучшее. Настанет день, и я придумаю, как свести их вместе. Снова и снова я повторял, что творящееся в эмирате безумие когда-нибудь сойдет на нет. Я не видел к тому ни малейших предпосылок, однако они хотели верить в лучшее, и мне казалось, что вера, которую я поддерживал в них, хоть немного облегчает им муки вынужденной разлуки.

Айше было тяжелее, чем Паладону. Он-то мог забыться, уйдя в работу, а его бедная возлюбленная была обречена на изнуряющее безделье в обществе легкомысленных наложниц, чей смех и пустые разговоры лишь усиливали ее горе. Всякий раз она ждала моего появления с таким же нетерпением, как когда-то самого Паладона, поскольку я был единственным, кому она могла доверять. При этом нам было нельзя забывать о бдительности. Гордость не позволяла Айше жаловаться наложницам на свою горькую долю. Кроме того, имелась и другая причина, в силу которой возлюбленная Паладона предпочитала держать рот на замке. Она прекрасно понимала, что слухи и сплетни быстро распространяются и легко просачиваются за пределы гарема. Молчаливые евнухи, сновавшие с чашами, наполненными щербетом, и рабыни, стоявшие на коленях у станков, на которых наложницы ткали гобелены, обладали острым слухом. Тайны и секреты, передававшиеся шепотом в гареме, нередко уже на следующий день обсуждал весь базар. Из года в год жители нашего города с удовольствием пересказывали истории о мужской силе Абу и сплетни об интригах ревнивиц, боровшихся друг с другом за внимание эмира. Сам эмир ничего против этого не имел, поскольку видел в этом признак народной любви. Теперь же и самая невинная вскользь брошенная фраза могла превратиться в нелепый слух с чудовищными последствиями. Даже в самом дворце нельзя было с уверенностью назвать всех, кто наушничал Азизу и Ефрему. С Айшой мы говорили мало и только по-гречески. Я притворялся, будто учу ее этому языку.

В итоге нас разоблачил не враг, а друг. Однажды после того, как я закончил с делами в гареме, меня вызвала к себе Джанифа. Возлежавшую на подушках сестру эмира обмахивала опахалом старая служанка.

— Отдавай, — бросила Джанифа.

Я притворился, будто не понял ее.

— Я о письме, Самуил. Куда ты его спрятал? В суму? В рукав? Куда-то в халат. У вас с Айшой ловкие пальчики, а зрение у меня не то, что прежде, иначе я бы разглядела, куда ты его дел.

Я возмутился, сказав, что Айша просто дала мне невинный список фруктов и сластей, попросив купить их на базаре, и госпоже Джанифе совершенно не о чем беспокоиться.

— Отдай письмо, Самуил. Не отдашь — позову стражу, и тебя обыщут. Для этого мне достаточно хлопнуть в ладоши, но сейчас слишком жарко, и мне лень. И вообще, согласись, лучше нам всем вести себя благоразумно. Мария опекает меня давно и прекрасно знает, в какие моменты ей следует становиться глухой и безмозглой.

Старая христианская служанка одарила меня беззубой улыбкой. Я наклонился и приподнял край халата.

— Так ты его спрятал в туфлю, — удовлетворенно кивнула Джанифа, не сводившая с меня спокойного взгляда. — Умно.

Поднеся к носу увеличительное стекло, Джанифа молча принялась читать письмо. Я с ужасом смотрел, как ее губы недовольно кривятся, а лицо заливает румянец, свидетельствовавший о переполнявшем ее гневе.

— Дрянь, дрянь поганая, — пробормотала она. — Жаль, что он уже вырос. Иначе приказала бы его хорошенько выдрать.

У меня словно гора с плеч свалилась. Я понял, что она злится на Азиза, а не на Паладона. Я заметил, что в ее глазах блеснули слезы.

— Бедная, несчастная девочка, — продолжила Джанифа. — Надо отдать ей должное, писать она умеет. Как же это ужасно. Если бы Салим узнал… Он, наверное, сейчас волчком вертится в своей могиле. Он же дал благословение на брак?

— Да, при условии, что Азиз даст согласие, а Паладон примет ислам, — ответил я.

— Тварь, ну какая же тварь, — покачала головой Джанифа. — У меня просто нет слов. И как Абу его терпит после всего того зла, что он причинил нашему эмирату? Впрочем, я, пожалуй, догадываюсь. У моего брата нет выбора — Азиз пользуется поддержкой уммы, а еще вдобавок ко всему прекрасно ладит с верховным факихом. Плакать хочется, — тяжело вздохнула она.

В изумлении я воззрился на нее, никак не ожидая обрести в гареме столь влиятельного союзника.

— Бери письмо и передавай обоим от меня привет. Хотя нет, лучше не надо. Пусть думают, будто я ничего не знаю.

— Неужели ничего нельзя сделать? — набравшись храбрости, спросил я.

— Увы, Самуил, пока нет. Я могла бы поговорить с Абу, но сейчас от этого не будет никакого толку он слишком занят государственными делами, чтобы еще тратить время на сердечные переживания своей внучатой племянницы. Кроме того, Азиз пытается убедить его отдать Айшу замуж за правителя, с которым мы могли бы заключить союз. Абу считает эту мысль здравой — вот только жениха ей пока подходящего не нашли. Мужчинам всегда было плевать на наши чувства. Фу, я так разозлилась, что у меня, кажется, поднимается температура. Возможно, тебе придется еще раз отворить мне кровь. Слава Аллаху, что Он послал нам тебя, Самуил. Пока держи ухо востро и смотри во все глаза. Если я смогу чем-нибудь помочь, то непременно помогу. И будь осторожен. Если мне удалось сегодня тебя подловить, значит, это под силу и другим. Рассказывай мне обо всем. Считай, что у тебя есть мое благословение, если оно хоть что-нибудь да стоит.

— Было бы так здорово устроить им встречу, — кинул я пробный камень.

— А вот теперь мне кажется, что ты рехнулся, — фыркнула она. — И как я, по-твоему, это сделаю?

— Вы правы, это невозможно, — я опустил взгляд.

— Вот именно, — она странно посмотрела на меня. — Как тебе вообще пришла в голову столь безумная мысль?

— Простите, госпожа Джанифа, мне не стоило и заикаться об этом. Я мечтаю о несбыточном.

— И все же ты заикнулся. То есть ты считаешь, что я могу устроить подобную встречу?

— Нет, госпожа Джанифа, как вы совершенно верно отметили, это немыслимо.

— Значит, говорить больше не о чем? — с подозрением спросила она и прищурилась.

— Ну конечно, госпожа Джанифа. Пытаться организовать подобное свидание — безумие чистой воды. Это безрассудно и опасно.

— Это с тобой, Самуил, опасно иметь дело, — проворчала Джанифа. — Ступай лучше подобру-поздорову, пока я не подумала, что ты пытаешься меня околдовать.