Д Кузиманза - Раз — попаданец, два — мерзавец [СИ]

Здесь, на севере, девушки сидят взаперти и бисером вышивают рассказы о своей доле. Ни побегать, ни повеселиться на свободе. А замуж выходят — как за высокую стену: следи за домом, веди хозяйство, воспитывай детей да покоряйся мужу.

В той стороне, что за западной границей, девушки пляшут на всяких праздниках, ездят на охоту, даже мужей иные сами выбирают, а королями управляют метрессы-фаворитки.

На востоке женщины не хуже мужчин по лесам-степям промышляют зверя и птицу, надолго в глухие места уходят, чтоб драгоценные камни добывать.

А на юге всего понемногу намешано: и свободы, и затворничества.

Леся тряхнула головой.

Тут о нарядах нужно думать, а не о географии. На хуторе у неё таких забот не было, на чердаке пять сундуков со старыми одеждами стояли. Ах, какие чудные платья, кафтаны, шали и кружевные косынки! Но когда раззолоченные кареты остановились у дома папенькиной кумы, заметила Александру, что стояла у дороги, разинув рот, важная дама, генеральша, у которой не было детей и которой девушка понравилась. Была та дама дальней родичкой кумы, еще при первом императоре Петре освоилась в северной столице. Она пообещала Лесиному отцу заниматься девицей, воспитать по-столичному и вывозить в свет. Какой отец станет поперёк счастью дочери?

Но когда Леся хотела взять с собой сундуки с чердака, то генеральша Загряжская отмахнулась:

— В столицу везти сельские тряпки? И не думай!

Только в Петербурге оказалось совсем не так хорошо, как обещала генеральша. Она целыми неделями ездила по гостям, а Лесю оставляла одну в своём доме. Прислуга с воспитанницей не считалась, на её просьбы никто не обращал внимания, иногда ей приходилось самой топить печь, чтобы согреть воды или приготовить себе поесть. Только Маланья была к Лесе добра. От жалоб воспитанницы генеральша отмахивалась:

— Ах, умей себя поставить со слугами, умей приказать!

И уезжала, забыв оставить Лесе денег на жизнь.

А из дому пришли худые вести: отец умер, на хуторе теперь жила его престарелая сестра. Леся осталась у генеральши. В последний свой приезд та сообщила Лесе, что скоро будет бал у какого-то вельможи, на который девушку повезёт подруга генеральши. И опять упорхнула, не подумав, что у Леси нет нарядного платья.

— Что же делать? — грустно спросила себя Леся, перебирая вещи в сундучке, что позволили ей взять из дому. — Продать что-то? Нечего продавать… Ой, что это?

На самом дне сундука лежала маленькая деревянная кукла в пышном наряде и с золотистыми косами. Откуда она здесь? Сундук собирала старая няня, неужели она думала, что Леся в шестнадцать лет станет играть в дочки-матери?

Но все же это была память о родном доме.

Леся схватила куклу и прижала к груди. Да, конечно, это та самая кукла, которую ей дала мама перед смертью. Она, наверное, хотела утешить дочку и потому сказала ей:

— Береги эту умницу-разумницу, она будет тебе помощницей и советчицей. Если трудно будет или совет понадобится, дай кукле поесть, и она тебе поможет.

Леся тогда очень горевала, потом кукла куда-то завалилась, где-то затерялась. Но нянюшка всё-таки нашла.

Слёзы потекли у Леси по щекам. Никого у неё нет на свете, кроме этой куклы и доброй нянюшки. Но няня далеко…

Вот и достала Леся из буфета кусок чёрствого пирога, которым собиралась пообедать, и, посадив куклу на стол перед собой, подала ей угощение, сунула в рот.

— Поешь со мной, не так одиноко будет.

— Спасибо, — ответила кукла. — Чего изволите?

Леся уронила пирог.

Вот такая чертовщинка.

Я с улыбкой покивал:

— Ну вот, а вы плачете… э-э-э… милая барышня. Не все так плохо. И платье уж как-нибудь можно раздобыть. И куколка милая.

Леся посмотрела на меня своими синими глазищами:

— Да платьев тут в шкапах столько, что весь Петербург одеть можно. Я с тех пор уже себе два перешила. Очень даже неплохо получилось, никто и не подумает, что они старые. Я вот чего боюсь.

Дрожащим пальцем она указала на маленькую, размером с пупса, куклу в нарядном платье и кружевной шляпке, что лежала на столе.

— Не понял, — проговорил я.

Леся достала из застекленного шкафчика булку и с видимой неохотой подошла к столу. Потом прижала еду ко рту игрушки.

— Ешь, дорогая куколка, — тихо сказала она.

Что я за десяток часов ни пережил, но тут у меня волосы на голове явно стали торчком. Такого я не ожидал. Кукла защелкала челюстями и скрипучим голоском сказала:

— Спасибо. Чего изволите?

Нервы мои за весь этот безумный день так истрепались, что я чуть-чуть не выскочил за дверь. Хотя чего бояться? Обыкновенная говорящая кукла. У моего племянника есть говорящий мишка. Правда, у мишки в пузе какая-то электроника на батарейках, а здесь об электричестве не слыхали. Но Левша, говорят, блоху подковал, так почему не сделать и говорящую куклу?

— И много вы у нее просили?

Леся покрутила головой:

— Ничего. Только вчера ее нашла. Страшно мне чего-то.

Я взял булку и поэкспериментировал с куклой. Стало понятно, что «разговор» ее включался не едой, а нажатием на рот. У мишки, помнится, нужно было нажать на животик. И говорила кукла только «Спасибо. Чего изволите?», да и то очень невнятно, если бы Леся мне об этом не рассказала, я ничего бы не разобрал.

— А что-нибудь еще она говорит?

— Не слышала.

Ну, все понятно: покойная мама хотела дочку успокоить, подарила ей говорящую игрушку. Что-то из детских желаний могло исполниться само собой, а Лесе было бы легче жить без мамы.

— Ай, неланно.

Леся покраснела, как обычно краснеют рыжие, — всем лицом.

— Как та мозно? Барысня и кавалер любезничают, — женщина строго кривила скуластое лицо.

Блин! Как же я забыл, что здесь старина и всякие глупые обычаи? Вон и Анна на бал без компаньонки не могла пойти, хорошо еще говорить мы могли с ней наедине. А сейчас наверняка генеральшу не ко времени принесло. Или еще кого. Жаль, я о стольком хотел Лесю расспросить.

Пришлось извиниться, сказать, что заявился посмотреть на говорящую куклу. Но Леся так краснела, а «генеральша» так морщилась, что я поскорее ушел к себе в комнату.

И обрадовался, когда добрался до огромной постели. Никакие мрачные привидения меня не беспокоили, спал я крепко. Да так разоспался, что не сразу понял, где я и почему, когда меня разбудил Юрий.

— Ну и здоров ты спать, князь, — сказал он с улыбкой, но что-то в его поведении показало мне: ему не до смеха. — Скорее завтракай, а я пока расскажу.

Он сел за стол, на котором стояли три тарелки, накрытые металлическими крышками, чашки, кофейник и блюдце с несколькими кусочками сахара. Юрий налил себе кофе и начал говорить:

— Беренклау до курьера не добрался, его по пути ранили. Не тяжело, но ехать дальше он не смог. Напали какие-то оборванцы, может, это и случайность. А если не случайность, то ясно, что смертные случаи саксонцам не нужны.