Д Кузиманза - Балкон во вчера и завтра [СИ]

— Монах просит милостыню, а я на все деньги купил продуктов.

Обрадовалась я этому монаху невероятно! Он давал мне короткую, но всё же передышку и возможность сообразить, почему Бонифаций принял меня за какую-то леди, и что мне ему отвечать? Я опять надела шляпу, опустила вуаль и вышла в прихожую.

Монах стоял в углу: сгорбленный, в грязной рясе с большим капюшоном, надвинутом на лицо. Уж не знаю, почему это Андре так смело впустил его и оставил одного в прихожей? Но всё стало ясно, когда Андре сказал:

— Это не монах, а господин капитан гвардейцев.

Кастельмор открыл лицо, изящно поклонился мне, потом жестом попросил Андре уйти.

— Что? — шёпотом спросила я. — Как?

Сообразила: нужно ответить на его поклон. Сделать реверанс, как это делали в каком-то фильме? Или достаточно кивнуть? Но Кастельмора не возмутило, что я стою перед ним железобетонным столбом: прямая и невежливая.

— Всё в порядке! — сказал он и сбросил рясу на пол. На нём оказался жемчужного цвета наряд с серебряными галунами, разноцветным, переливающимся шитьём и блестящими бантами; даже сапожки из светлой замши украшены нарядными пряжками, даже на берете из вишнёвого бархата сверкала массивная брошь. Но шпага и пистолеты, пусть не те, что я видела прошлый раз, пусть украшенные, были при нём. Не желал он ходить без оружия.

— Это была предосторожность на случай, если вы, услышав моё имя, захотите сбежать, — продолжал ослепительный господин капитан гвардейцев, пнув ногой тряпьё на полу. — Хотя я не знаю, зачем бы вы стали убегать. Но ещё меньше я понимаю, зачем вы вводили меня в заблуждение. Зачем?

Я молчала, не решаясь произнести хотя бы слово.

— Послушайте, — он смотрел на меня очень серьёзно, но поразительно добрым взглядом, — возможно вам казалось, что в неприятных обстоятельствах иностранке грозила бы куда большая опасность, чем уроженке нашего королевства. Однако сейчас — я клянусь вам на этой золочённой шпаге, которая, тем не менее, побывала во многих сражениях! — всё уладилась. Двух негодяев поймали, ещё трое сбежали и, так как они очень низкого звания, то не посмеют носа высунуть, а тем более вредить вам. Поэтому не будем хитрить друг с другом.

Я молчала. Понимала одно: Кастельмор, как и Бонифаций, знает, что я — не госпожа Шер.

Капитан вдруг заулыбался прямо-таки до ушей:

— Послушайте, леди Эджертон, ваш кузен разослал описания вашей и вашего супруга внешности во все прибрежные города и селения. По-моему, теперь в королевстве вас узнает каждая собака, ведь у нас здесь мало таких жгучих брюнеток, как вы. Вы могли замазать гримом родинку, — он почти коснулся пальцем моего подбородка, — но изменить цвет глаз, кожи и волос не так-то легко…

Кастельмор с очередным изящным поклоном вручил мне прямоугольник плотной бумаги приблизительно тридцать сантиметров на сорок. Это было что-то вроде афишки «Разыскивается», которая описывала двух супругов Эджертон, которые в жуткий шторм, спасаясь от врагов, решили преодолеть пролив, отделяющий здешнее королевство от соседнего за проливом. Насчёт лорда я ничего сказать не могла, но леди судя по этой бумажке выглядела так, что если бы кто-то в королевстве собрался разыскивать меня, то изменять описание не пришлось бы. Конечно, черты её лица и фигура могли быть другими, но «лицо сердечком, карие глаза, смуглая кожа, почти чёрные волосы» — это обо мне, да. Родинки у меня не было, но, как правильно сказал Кастельмор, с помощью грима можно сделать всё: или скрыть родинку, или нарисовать её. И тридцать лет леди не слишком далеки от моих двадцати шести. А вот изображённый тут же герб Эджертонов — впечатляюще-злобный дракон чёрного цвета, но с красными крыльями, держащий в зубах белую розу — я постаралась запомнить. И название их родного королевства — Пиктландия. Родинка может исчезнуть, но что леди забыла собственный герб и откуда она родом, такому не поверят.

— Ваши земляки говорят, — продолжал Кастельмор, — что такого мошенника и честолюбца, как ваш кузен, ещё поискать нужно. Все они были уверены: его забота о малоизвестных родственниках из глуши очень подозрительна. Хотя победителя драконов лорда Эджертона не так-то просто убить, но всякое бывает. Кое-кто намекал, что исчезновение ваше и мужа делает кузена Медоуза лордом. И хотя лордство Эджертонов, как мне сказали, совсем недавнее, но титул всегда открывает многие двери.

Наверное настоящая леди рассердилась бы на последнюю фразу о недавнем лордстве. Я же молчала, пытаясь придумать уклончивый ответ, который можно будет объяснить по-другому, если меня через какое-то время примут за какую-нибудь ещё женщину. Но ничего толкового в голову не приходило, кроме вопроса: каких-таких драконов побеждал пропавший лорд? А ведь мне, то есть, мне, как жене этого лорда, именно такой вопрос задавать было подозрительно!

И в этот тягостный момент постучали.

Я опять обрадовалась помехе в разговоре, но теперь более сдержанно: мало ли что сообщит мне обо мне новый пришелец? Честно говоря, даже не отвечала бы на стук, потому что была сыта сюрпризами по горло. Но Кастельмор вопросительно смотрел на меня, и я живенько-уверенно кивнула ему — а что мне оставалось делать?

Он повернул в замке ключ, открыл дверь, и мы увидели не одного, а целых трёх пришельцев: невысокого заносчивого юношу, высокую девушку с хитрыми глазищами и малышку лет трёх-четырёх с безголовой куклой в руках. Несколько секунд они молчали, щурясь на полумрак прихожей после залитой солнечным светом улицы.

А потом юноша изящно опустился передо мной на одно колено и поцеловал подол моего платья со словами:

— О, леди Эджертон, как я рад, что вижу мою спасительницу в здравии!

События повторялись с неумолимой иронией.

Опять меня «узнали», и я кое-что «о себе» узнала. Но теперь мне приходилось играть роль почти неизвестной леди из глуши. К счастью, не только я мало что знала о леди, но и другие тоже. Хоть бы родная глушь Эджертонов была подальше, и никакой тамошний житель не мог приехать в Аркадию!

Я приветливо улыбнулась, пробормотала «да-да» и решила молчать или отделываться междометиями так долго, как будет возможно, не вызывая подозрений. Пусть все эти люди поговорят между собой, а я послушаю, что это за леди Арабелла такая. И о её муже хотелось бы узнать подробнее.

Люди заговорили. Да так, что я только успевала запоминать и соображать!

Прежде всего юноша выпрямился, переводя взгляд с меня на Кастельмора. Девушка, наоборот, присела в реверансе, поцеловала малышку, сказала «до свидания» и зашагала прочь по улице, ведя в поводу небольшого мула. После этого подал голос Кастельмор, который воскликнул: «Виконт Питт! Август! Как я рад, что у тебя всё в порядке! Заходите же, заходите!» и приподнял свой нарядный берет.