Бернард Корнуэлл - Меч Королей

— Только продавать, господин.

Пленного стражника звали Деогол, он был моложе трёх остальных и старался угодить. Он был западный сакс, потерял руку, сражаясь за Эдуарда, когда тот вторгся в Восточную Англию.

— Работать по дому я не могу, — объяснил он, поднимая обрубок правой руки, — а Гуннальд дал мне работу. Надо же человеку есть.

— Значит, сын Гуннальда продаёт рабов?

— Война — плохое время для торговли, так они говорят, господин. В Лундене цены низкие, вот он и поплыл продать повыгоднее за морем. Всех, кроме...

Он умолк и решил дальше не говорить, но я заметил, как он бросил взгляд в сторону лестницы.

— Кроме девушек, которые наверху? — спросил я.

— Да, господин.

— А почему он их не продаёт? По-моему, они стоят денег.

— Это его девушки, господин, — несчастным голосом произнёс Деогол. — То есть, его отца, но они их делили.

— Гуннальд Гуннальдсон и его сын? — Деогол молча кивнул. — Как зовут сына?

— Лайфинг, господин.

— Где его мать?

— Умерла, господин.

— А что за гребцы на его корабле?

— Рабы, господин.

— Сколько?

— Всего двадцать вёсел, — сказал Деогол. — По десять на борт.

— Такой небольшой корабль?

— Зато быстрый, — отвечал Деогол. — Тому, старому, — он кивнул в сторону развалины у причала, — надо вдвое больше гребцов, а плавал он как свинья.

Значит, Гуннальд купил корабль поменьше и легче, требующий меньше гребцов на вёслах, и, если пленник прав, достаточно быстрый, чтобы уйти от большинства фризских или датских налетчиков, охотящихся за лёгкой добычей. Этот корабль может вернуться со дня на день, но сейчас у меня девятнадцать освобождённых рабов, четыре пленных стражника, десяток детей, мои семь человек, священник, Бенедетта и две лошади на конюшне, и всех надо кормить. К счастью, на кухне обнаружилось десять мешков овса, куча дров, каменный очаг с ещё тлеющими углями и огромный котёл. С голода не умрём.

— Жаль только, что с мышиным помётом, — заметил Финан, глядя на горсть овса.

— Мы ели и худшее.

Бенедетта, на платье которой уже засохли пятна крови, отыскала кухню — мрачного вида сарай у причала. С собой она привела Алайну, обнимая за плечи.

— Она проголодалась.

— Мы сварим немного овса, — сказал я.

— Я умею готовить овсяные лепёшки, — обрадовалась девочка.

— Тогда нам нужно немного жира, — Бенедетта принялась рыться в горшках и ящиках, стоявших на полках, — и немного воды. И соль — если есть. Помогай мне искать!

— Люблю лепёшки! — сказала Алайна.

Я вопросительно посмотрел на Бенедетту, и та улыбнулась.

— Алайна у нас молодец, — сказала она. — Хорошая девочка.

— А ты найдёшь мою маму? — серьёзно спросила меня Алайна.

— Конечно! — ответила за меня Бенедетта. — Лорд Утред всё может!

Лорду Утреду, подумал я, понадобится чудо, чтобы найти мать этого ребёнка, не говоря уже о том, чтобы выбраться из Лундена. Но сейчас я мог только ждать возвращения корабля работорговцев. Трупы я приказал перетащить на причал и сложить под западной стеной, там, где их не увидит никакой любопытный стражник с моста. После заката скинем мертвецов в реку. Жирное, бледное, залитое кровью тело Гуннальда спустили с лестницы, голова с перекошенным безглазым лицом ударялась о каждую ступеньку.

Я обыскал чердак и нашёл крепкий ящичек, полный денег. Там были западносаксонские и мерсийские шиллинги, рубленое серебро данов и нортумбрийское золото, кроме того, фризские, франкские и прочие иностранные монеты, некоторые с надписями на незнакомых мне языках, с буквами, каких я никогда прежде не видел.

— Вот эти — из Африки, — сказала мне Бенедетта, касаясь пальцем большой круглой монеты. — Это сарацинская. Мы пользовались такими в Лупии. — Она бросила монету назад, к остальным. — Мы здесь в безопасности? — спросила она.

— Здесь достаточно безопасно, — ответил я, стараясь говорить убедительно и надеясь, что говорю правду. — Восточные англы решат, что мы удрали на Спирхафоке. Они не станут нас искать.

— А Спирхафок, — она запнулась, произнося незнакомое имя, — он где?

— Надеюсь, уже далеко, на пути домой.

— Твои люди пришлют нам подмогу?

— Они даже не знают, живы ли мы, поэтому, если у них есть хоть капля здравого смысла, они закроют ворота крепости, выставят стражу на бастионы и будут ждать новостей. Я так и сделал бы.

— А что делать нам?

— Захватим второй корабль Гуннальда. И вслед за Спирхафоком пойдём домой.

— Значит, до тех пор мы останемся здесь?

— Это лучше, чем в подвале рядом с выгребной ямой.

— Господин! — позвал от подножия лестницы Беорнот. — Тебе стоит взглянуть на это!

Я спустился к причалу и следом за Беорнотом прошёл к восточной оконечности пирса, где ждал Финан. Ирландец кивнул, указывая вниз по течению.

— Там полно этих сволочей, — сказал он мне.

Четыре корабля гребли вверх по реке. Они выглядели как корабли саксов, большие и тяжелые, и все четыре с крестами на носу. Прилив ослабевал, отчего вода кипела между опорами моста, но ни один из кораблей не пытался идти вверх по течению, потому что у всех четырех паруса на мачтах были свернуты, и команды не пытались распустить паруса. Они начали поворачивать к причалам вниз по течению, гребцы боролись с приливом, и когда они развернулись, я увидел, что большие чрева кораблей забиты людьми, и на многих них темно-красные плащи Этельхельма.

— Подкрепление, — мрачно сказал я.

— Да, полно сволочей, — повторил Финан.

Единственным утешением для меня оставалось то, что они не вели за собой на вёслах и не тащили на привязи Спирхафок. Не сказать, чтобы эти четыре тяжело груженых корабля смогли бы догнать и захватить мой корабль, но его с ними нет, а значит, Берг и его команда проскочили мимо и ушли на север. Эта мысль заставила меня задуматься о Беббанбурге и о слухах, что там чума. Я коснулся своего молота и безмолвно вознёс молитву богам, чтобы сберегли моего сына, чтобы его пленные охранялись надёжно, и Эдгива и её дети не болели. Я спас её сыновей от злобы Этельхельма, но не послал ли я их теперь умирать от чумы?

— О чём ты думаешь? — спросил Финан, видя, что я тронул молот.

— Что мы скроемся здесь, подождём, а потом пойдём домой.

Я с тоской думал о доме. Мне не следовало его покидать.

Теперь нам оставалось лишь ждать. Корабль сына Гуннальда мог вернуться в любой момент, поэтому пришлось поставить в гавани стражу, другие воины охраняли ворота, а остальные собрались на складе, где в одном из загонов для рабов мы держали прикованными пленных стражников. А самим рабам, теперь не запертым и не скованным, уходить запрещалось — я не мог допустить, чтобы кто-то из них выдал наше присутствие.

Голые трупы мы ночью сбросили в реку. Отлив и течение должны унести их на восток, хотя я не сомневался, что тела выбросит где-нибудь на мелководье прежде, чем они достигнут далёкого моря. Никто и внимания не обратит: этим летом, когда идёт драка за трон Уэссекса, на реке будет много трупов.