Бернард Корнуэлл - Меч Королей

— Бог его знает, отче, — сказал Йорунд. — Господь мне не сообщает. Мы останемся здесь либо не останемся. Может, мерсиец устроит заварушку, а может и нет. Не станет, если есть хоть капля ума. — Он разлил по кубкам остатки эля. — Но я пришел не утомлять тебя разговорами о войне, отче, а попросить, не дашь ли ты мне благословения?

— С удовольствием, сын мой.

— Надеюсь, ты поправишься, хозяйка, — сказал Йорунд Бенедетте.

Она не поняла разговора на датском, но благодарно улыбнулась в ответ. Йорунд крикнул, чтобы все замолчали.

Отец Ода благословил всех, призывая своего бога даровать мир и пощадить жизни всех присутствовавших в таверне. Йорунд поблагодарил его, и мы ушли.

— Значит, они обыскивают каждый уходящий корабль, — наконец произнес отец Ода после того, как мы некоторое время молча шли вдоль берега.

— Но у них нет людей во дворе Гуннальда, — возразил я. — Как только получим новый корабль, уйдем на рассвете, надеясь на отлив и изо всех сил работая веслами.

Я постарался, чтобы это прозвучало легко, но сам снова потянулся к молоту и нашел на его месте крест.

Мы прошли еще несколько шагов, потом отец Ода усмехнулся.

— Что? — спросил я.

— Свирепые северяне, — иронично сказал он.

Такая у нас репутация? Если так, это меня порадовало. Но свирепые северяне, точнее, горстка северян, оказались в ловушке, и свирепость ничем не поможет, если мы не сбежим. Нам нужен корабль.

И на следующее утро он пришел.

Ближе к полудню Иммар стоял часовым на западном причале. Точнее, сидел на летнем солнышке с кувшином кислого эля и двумя мальчишками из сиротской шайки Алдвина, с благоговением внимавшими байкам, что он им рассказывал. Иммар — молодой мерсиец, которого я в прошлом году спас от виселицы, хотя ему и пришлось посмотреть, как его отец пляшет по моему приказу на веревке. Несмотря на это он принес мне клятву и теперь носил кольчугу и меч. Он удивительно быстро выучился владеть мечом и в двух набегах за скотом показал себя яростным воином, но в стене щитов еще не бывал. Тем не менее, мальчишек захватили его рассказы, как и Алайну, случайно подошедшую к ним и теперь слушавшую с таким же интересом.

— Хорошая девчушка, — сказал Финан.

— Хорошая, — согласился я.

Мы с Финаном сидели на скамье, наблюдая за Иммаром, и лениво обсуждали шансы на то, что устойчивый легкий юго-восточный ветерок, дувший всю ночь и утро, сменится западным ветром.

— Думаешь, ее мать жива? — спросил Финан.

— С большей вероятностью, чем отец.

— Ты прав. Бедная женщина. — Финан откусил овсяную лепешку. — Для Алайны было бы хорошо, если бы мы ее нашли.

— Да, неплохо, — согласился я. — Но она крепкая девочка. Она выживет.

— Это она испекла лепешки?

— Да.

— Жуткая дрянь, — Финан бросил остаток своей лепешки в реку.

— Это из-за мышиного дерьма в овсе.

— Нам нужна еда получше, — буркнул Финан.

— Как насчет двух лошадей в конюшне? — предложил я.

— Они не против мышиного дерьма. Вероятно, бедняги много лет ничего лучше не пробовали! Им нужен месяц-другой на хорошем пастбище.

— Я не об этом, — сказал я. — Мы могли бы убить их, освежевать, разделать и потушить.

— Съесть их? — потрясенно уставился на меня Финан.

— Их мяса должно хватить нам на неделю.

— Ты просто варвар, — сказал Финан. — Сам уговаривай отца Оду.

Отец Ода не одобрит конину. Церковники запрещали своим последователям есть мясо лошадей, поскольку его единственным источником, по их мнению, были языческие жертвоприношения. На самом деле мы, язычники, неохотно жертвовали Одину лошадей, эти животные были слишком ценными, но в отчаянные времена дар в виде лучшего жеребца мог умилостивить богов. Я сам совершал такие жертвы, хотя и с сожалением.

— Отцу Оде не обязательно есть жаркое. Он может прожить на мышином дерьме.

— Зато я не могу, — твердо сказал Финан. — Я хочу что-нибудь приличное. Должны же здесь продавать рыбу?

— Конина вкусная, — настаивал я. — Особенно если лошадь немолода. Отец всегда говорил, что печень старой лошади — это пища богов. Однажды он заставил меня убить жеребенка, просто потому что хотел попробовал его печень, и она ему не понравилась. Потом он всегда настаивал, чтобы лошадь была взрослая. Но только нельзя готовить мясо слишком долго, лучше, чтобы оно оставалось с кровью.

— Господи Боже, — сказал Финан. — Я думал, твой отец был христианином.

— Так и есть, поэтому каждый раз, когда он ел лошадиную печень, то добавлял это к списку грехов на исповеди. А их и так всегда было немало.

— Твоя Бенедетта не станет есть конину, — хитро сказал Финан. — Она добрая христианка.

— Моя Бенедетта?

В ответ он только усмехнулся, и я подумал об Эдит в далеком Беббанбурге. Действительно ли на севере чума? И если так, добралась ли она моей крепости? Йорунд слышал, что она терзает Эофервик, где жили два моих внука со своим отцом, и я тронул свой молот и послал богам безмолвную молитву. Финан заметил это.

— Беспокоишься? — спросил он.

— Не нужно было мне покидать Беббанбург.

Я знал, что Финан со мной согласен, но ему хватило такта не произнести это вслух. Он молча смотрел на блеск солнца на реке, затем насторожился и положил руку на мою.

— Что случилось?

Я вышел из задумчивости и увидел, что Иммар встал и смотрит вниз по течению. Затем Иммар повернулся и, глядя на меня, указал на восток. Я увидел мачту на рее со свернутым парусом, показавшуюся над восточным частоколом.

— Иди в дом! — крикнул я Иммару. — И приведи мальчишек! Алайна! Давай!

Мы планировали разыграть перед сыном Гуннальдсона небольшой спектакль. Пленные стражники сказали, что обычно на пристани находился хотя бы один человек, чтобы принять концы у причаливающего корабля.

— Лайфингу Гуннальдсону нужна помощь, господин, — сказал мне однорукий Деогол. — Он не умеет столь хорошо управляться с кораблем, как отец. Если на причале никого нет, он дует в рог, и мы выбегаем ему на помощь.

— А если никто не поможет?

— Уж как-нибудь сойдет на берег, господин.

Я настаивал, что прибывающий корабль должен обнаружить пустой причал, и никому не следует помогать Лайфингу Гуннальдсону. Завидев незнакомцев, он заподозрит недоброе и отойдет подальше, пока не заметит знакомое лицо, а я не мог так рисковать. Лучше пусть думает, что стража совсем обленилась, и причаливает своими силами.

Я даже не был уверен, что это тот самый корабль, но у него стояла мачта, а ни один корабль с мачтой не пройдет под мостом, а значит, любой из тех, кто зашел так далеко вверх по реке, направляется к одной из немногих пристаней поблизости от места, где Темез пенится между столбами моста.