Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

Сидя в своем кабинете в Киеве, министр энергетики Виталий Скляров пытался выяснить, что происходит на ЧАЭС. Получить точную информацию по телефону он не смог и отправил своего заместителя на станцию на машине [541] Sklyarov, Chernobyl Was… Tomorrow, 32. . Тот добирался до места два часа, в течение которых Скляров то вновь и вновь звонил на станцию, то говорил с начальством в Москве. У него сложилось впечатление, что людей в Чернобыле охватывает отчаяние. Но никто не мог точно объяснить ему, что происходит.

В 5:15 заместитель Склярова наконец позвонил. Станция еще горит, сказал он. Пожарные пытаются тушить пожар. Крыша и две стены реакторного зала обвалились, приборы не работают, запасы химически обработанной воды для охлаждения реактора заканчиваются. Скляров задал вопросы, которых до сих пор избегали все, с кем он говорил: «Каков уровень радиации? В каком состоянии реактор?» И выяснилось, что даже его подчиненный, похоже, был не способен дать прямой ответ.

«Все очень, очень плохо» – вот и все, что сказал ему заместитель.

Какая авария могла до такой степени сбить с толку специалиста?

Скляров еще раз позвонил Щербицкому и рассказал ему, что узнал.

– Виталий Федорович, – начал говорить Щербицкий, и Скляров напрягся. Если первый секретарь обращается по имени-отчеству, это плохой признак. – Тебе надо ехать туда самому.

Скляров, не имевший никакого желания вблизи осмотреть пылающую атомную станцию, пытался возражать.

– Станция подчиняется Москве. Она не наша, – сказал он.

– Станция, может, и не украинская, – ответил Щербицкий, – а земля и люди наши [542] Скляров, интервью автору книги, 2016 год; Скляров. Сублимация времени. 105. .

Директор Брюханов сидел за столом в бункере под Чернобыльской станцией. Он был потрясен, по всей видимости все еще не мог осознать масштаб катастрофы и отказывался верить данным об уровне радиации, о которых докладывал начальник штаба гражданской обороны станции. Главный инженер Фомин, который одобрил испытания турбины 4-го блока, не сообщив об этом Брюханову, казалось, был в шоке. Его командирская самоуверенность сломалась, как сухая ветка, голосом потерявшегося ребенка он вновь и вновь тихо повторял один и тот же вопрос: «Что случилось? Что случилось?» [543] Сергей Парашин, интервью автору книги, Киев, ноябрь 2016 года. Сцена в бункере также описана Парашиным, см.: Shcherbak, Chernobyl, 75–78.

К 8 часам утра образцы, взятые инженерами отдела ядерной безопасности станции, показали наличие продуктов распада и частиц ядерного топлива на грунте и в воде вокруг ЧАЭС [544] Nikolay Karpan, “First Days of the Chernobyl Accident. Private Experience,” www.rri.kyoto-u.ac.jp/NSRG/en/Karpan2008English.pdf , 8–9; Karpan, Chernobyl to Fukushima, 29–30. . Это ясно свидетельствовало о разрушении ядра реактора и выбросе в атмосферу радиоактивных веществ. К 9:00 милицейские наряды в противогазах и резиновых костюмах химзащиты перекрыли подъезды к станции [545] Александр Логачев, интервью Тарасу Шумейко, Киев, июнь 2017 года; Логачев. Истина. Согласно Парашину, Маломуж прибыл в промежутке с 7 до 9 часов утра 26 апреля 1986 года (Shcherbak, Chernobyl, 76). . Возглавить управление в кризисной ситуации прибыл Владимир Маломуж, второй секретарь Киевского обкома. Он стоял рядом с Брюхановым в его кабинете на третьем этаже административного корпуса, пока директор принимал доклады начальников подразделений [546] Описание совещания приводит Серафим Воробьев, начальник гражданской обороны станции. См.: Shcherbak, Chernobyl, 400. . Начальник медсанчасти сообщил о жертвах: погибших – один, десятки пострадавших. Было понятно, что они получили огромные дозы радиации и должны были испытывать симптомы острой лучевой болезни. Однако начальник наружной дозиметрии станции, который должен был замерить уровень радиации за пределами комплекса, настаивал, что нет необходимости эвакуировать население Припяти. Воробьев, начальник штаба гражданской обороны станции, попытался перебить его, напомнить, что их долг – уведомить жителей города об аварии, но на этот раз его оборвал Маломуж.

«Сядьте, – отрезал он. – Это не вам решать» [547] Там же. .

Маломуж велел Брюханову написать письменный отчет, который вчерне уже составили и к 10 часам утра принесли директору несколько сотрудников во главе с секретарем парткома [548] Парашин, см.: Shcherbak, Chernobyl, 76–77; Karpan, Chernobyl to Fukushima, 26. . В отчете кратко – на одной странице машинописного текста – описывались взрыв, разрушение крыши реакторного зала и пожар, уже полностью потушенный [549] «Об аварии на Чернобыльской АЭС имени В. И. Ленина», подпись Виктора Брюханова от 26 апреля 1986 года, под грифом, в архиве музея «Чернобыль». Брюханов позднее будет говорить, что знал о том, что уровни радиации вокруг станции достигают по крайней мере 200 рентген в час, но подписал записку, поскольку «не прочитал ее внимательно» (Брюханов, показания в суде, см.: Karpan, Chernobyl to Fukushima, 133). . Тридцать четыре пожарных, принимавших участие в тушении, к утру прошли врачебный осмотр в больнице; девять получили ожоги разной степени, трое были в критическом состоянии. Один человек пропал без вести, один умер. Слово «облучение» не упоминалось. В отчете говорилось, что уровень радиации возле 4-го энергоблока достигал 1000 микрорентген в секунду – терпимые 3,6 рентгена в час. Но не пояснялось, что это верхний предел измерений использованных приборов [550] Николай Горбаченко и Виктор Смагин, показания. См.: Grigori Medvedev, The Truth About Chernobyl, 98–99 and 170; Дятлов. Чернобыль: Как это было. С. 51–52. . Завершался документ заверениями, что ситуация в Припяти остается нормальной, уровень радиации продолжают замерять. Брюханов взял синюю шариковую ручку и поставил свою подпись.

К 9 часам утра в субботу, когда военно-транспортный самолет с Борисом Прушинским и его группой оказания экстренной помощи вылетал в Чернобыль с подмосковного военного аэродрома Чкаловский, председатель Совета министров Рыжков приехал на работу в Кремль [551] Прушинский. Этого не может быть – но это случилось. С. 311–312. Время вылета самолета указывается от 8.30 до 9.00 в: Шашарин Г. Чернобыльская трагедия // Чернобыль. Десять лет спустя. Неизбежность или случайность / Под ред. А. Н. Семенова. С. 80. . Сын шахтера с угольной шахты, специалист по логистике, Рыжков был активным и успешным управленцем и быстро продвинулся на первые роли в правительстве. В свои 56 лет он был подтянут и энергичен, считался умеренным сторонником реформ Горбачева. По выходным обычно приезжал на работу немного позже, и эта суббота не стала исключением [552] Рыжков, расшифровка интервью, 2RR, 17–18. Согласно Read, Ablaze, 95, бригада Майорца вылетела в 10 утра. Текст приказа о формировании комиссии предоставлен автору Леонидом Драчем. . Он позвонил Анатолию Майорцу и спросил об обстановке на украинской станции.