Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

По совпадению, прямой обязанностью Робинсона в лаборатории было измерение радиоактивности – возле Форсмарк-1, внутри здания станции и в выбросах в окружающую среду. Реактору АЭС было только шесть лет, но его преследовали мелкие технические неполадки, течь из топливных стержней уже привела к нескольким небольшим выбросам радиации этой зимой [745] Erik K. Stern, Crisis Decisionmaking: A Cognitive Institutional Approach (Stockholm: Swedish National Defence College, 2003), 130. . Как полагалось, Робинсон отправился на верхние уровни станции брать образцы воздуха, потом пошел в лабораторию делать анализ. Около 9:00 он спустился в кафетерий выпить еще одну чашку кофе. У пункта радиационного контроля образовалась очередь из работников станции, на которых среагировал детектор. Еще больше удивившись, Робинсон взял ботинок одного из мужчин, положил в пластиковый мешок, чтобы избежать перекрестного загрязнения, и вернулся в лабораторию. Он поставил ботинок на германиевый детектор, чувствительный прибор для измерения гамма-излучения, и приготовился ждать.

Результаты появились с ужасающей скоростью, взлетев на экране прибора крутыми зелеными пиками. Робинсон похолодел. Ничего подобного он никогда не видел. Ботинок был сильно загрязнен всем спектром продуктов распада, обычно присутствовавших в активной зоне реактора Форсмарк-1: цезий-137, цезий-134 и короткоживущие изотопы йода – но и другие элементы, включая кобальт-60 и нептуний-239. Они могли появиться, как знал Робинсон, только если ядерное топливо соприкасается с атмосферой. Он немедленно позвонил начальнику, который, опасаясь худшего, велел ему вернуться к вентиляционной трубе и взять новые образцы воздуха.

В 9:30 директору станции Карлу Эрику Сандстедту сообщили о загрязнении [746] Stern, Crisis Decisionmaking, 131–32; Nigel Hawkes et al., The Worst Accident in the World: Chernobyl, the End of the Nuclear Dream (London: William Heinemann and Pan Books, 1988), 116. . Но руководство Форсмарка понимало, что происходит, не больше, чем Робинсон. Они не могли проследить обратный путь к источнику радиоактивности на станции, а с учетом погодных условий уровни радиации на грунте снаружи говорили о крупной утечке из одного из реакторов. В 10:30 директор Сандстедт приказал перекрыть подходы к станции. Местные власти по радио оповестили население, призвав людей держаться подальше от Форсмарка, полиция выставила блок-посты. Прошло еще полчаса, и Робинсон, изучавший новый пакет образцов в лаборатории, услышал вой сирен в здании: сотрудников станции эвакуировали [747] Робинсон, интервью автору книги, 2016 год. .

К тому времени ядерные и оборонные ведомства Швеции уже получили сообщения о высоких уровнях загрязнения в Студсвике в 200 км от Форсмарка [748] Stern, Crisis Decisionmaking, 134–136. . Пробы воздуха, взятые в Стокгольме, тоже показывали повышенный уровень радиации и изотопный состав с содержанием частиц графита, говоривший о катастрофической аварии на гражданском ядерном реакторе, но совсем другого типа, чем в Форсмарке. К 13:00, используя метеорологические расчеты, разработанные для контроля за выполнением Договора 1963 года о запрещении испытаний ядерного оружия, Шведский институт оборонных исследований смоделировал погодные условия над Балтийским морем. Судя по ним, радиоактивное загрязнение возникло не в Форсмарке. Оно пришло откуда-то извне Швеции. А ветер дул с юго-востока.

Около 11 часов утра по московскому времени Гейдара Алиева, находившегося в своем кабинете в Кремле, по телефону вызвали на срочное заседание Политбюро [749] Гейдар Алиев, расшифровка интервью, 2RR archive file no. 3/1/6, 14–15. . Алиев был первым заместителем председателя Совета министров СССР, одним из самых влиятельных людей в стране [750] Алиев возглавлял КГБ Азербайджана в 1967–1969 годы. Гейдар Алиев, президент Азербайджанской Республики / Интервью Михаилу Гусману. ТАСС. 26 сентября 2011 года. http://tass.ru/arhiv/554855 . . Некогда глава КГБ Азербайджана и один из 12 членов Политбюро с правом голоса, он делил ответственность за принятие основополагающих решений, влияющих на курс советской империи. Но к утру понедельника даже Алиев имел самое смутное представление о ядерной аварии под Киевом. В советской прессе не было ни слова о Чернобыле, ничего не сообщалось по радио или телевизору. Власти в Киеве уже, без указаний из Москвы, приняли меры к препятствованию распространению информации учеными [751] Angus Roxburgh, The Second Russian Revolution: The Struggle for Power in the Kremlin (New York: Pharos Books, 1992), 41–42. . В субботу, когда приборы Киевского института ботаники зафиксировали резкий подъем уровня радиации, в институт приехали сотрудники КГБ и опечатали приборы «во избежание паники и распространения провокационных слухов». Однако, когда Горбачев собрал экстренное совещание, чтобы обсудить происшедшее, Алиев уже понимал, что радиация будет вскоре обнаружена далеко за пределами СССР [752] Алиев, расшифровка интервью, 2RR, 14–15. .

Двенадцать членов Политбюро – включая Алиева, премьер-министра Рыжкова, главного идеолога Александра Яковлева, Егора Лигачева, становившегося консервативным оппонентом Горбачева, и главу КГБ Виктора Чебрикова, – собрались не в обычной комнате заседаний, а в кабинете Горбачева в Кремле [753] Список участников: стенограмма совещания Политбюро 28 апреля 1986 года. Малеев. Чернобыль: Дни и годы. С. 241; кабинет Горбачева: Алиев, расшифровка интервью, 2RR, 14–15. . Несмотря на недавний ремонт, красочные ковры и сводчатый потолок с хрустальными люстрами, помещение напоминало склеп и вызывало беспокойство [754] Valery Boldin, Ten Years That Shook the World: The Gorbachev Era as Witnessed by His Chief of Staff (New York: Basic Books, 1994), 162–63. . Все нервничали.

Горбачев начал просто: «Что случилось?» [755] Александр Яковлев, расшифровка интервью, 2RR archive file no. 3/10/7, 5.

Владимир Долгих, секретарь ЦК, ответственный за энергетический сектор, начал рассказывать, что ему известно из телефонных переговоров со Щербиной и экспертами в Припяти [756] Долгих, расшифровка интервью, 2RR archive file no. 1/3/5, 4. . Он описал взрыв, разрушение реактора и эвакуацию жителей города [757] Рабочие записи заседания Политбюро от 28 апреля 1986 года см. в: Пихоя Р. Советский Союз: История власти. 1945–1991. Новосибирск: Новосибирский хронограф, 2000. С. 429–430. . Военные летчики используют вертолеты, чтобы засыпать разрушенный блок песком, глиной и свинцом. Радиационное облако движется на юг и запад и уже обнаружено в Литве. Информация по-прежнему отрывочная и противоречивая: военные говорят одно, ученые – другое [758] Яковлев, расшифровка интервью, 2RR, 5. Некоторые члены партийного руководства с трудом пытались понять значение сообщенных им фактов. На экземпляре одного из первых докладов КГБ в ЦК КПУ в Киеве от 28 апреля кто-то подчеркнул цифры радиации и написал на полях: «Что это значит?» См. с. 2 документа «О взрыве на АЭС», 28 апреля 1986 года, архивы Государственной службы безопасности Украины, ф. 16, оп. 11-А, www.archives.gov.ua/Sections/Chornobyl_30/GDA_SBU/index.php?2 . . Нужно решить, что сообщать советскому народу об аварии – и стоит ли вообще о ней сообщать.