Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

Для Горбачева это было неожиданным испытанием новой политики открытости и прозрачности властей, которую он обещал на партконференции всего месяцем ранее. До того гласность была не более чем лозунгом [759] Kotkin, Armageddon Averted, 67. . «Мы должны выступить с заявлением как можно скорее, – сказал он. – Тянуть нельзя» [760] Стенограмма заседания Политбюро от 28 апреля 1986 года. Пихоя. Советский Союз. С. 431. .

Однако рефлексы секретности и паранойи были глубоко внедрены в сознание. Правда об инцидентах любого рода, которые могли нанести ущерб престижу страны или вызвать панику, всегда скрывалась: взрыва на «Маяке» в 1957 году, по официальным данным, не было; когда пилот советских ВВС по ошибке сбил пассажирский «Боинг-747» корейской авиакомпании и погибли все 269 человек на борту, СССР поначалу отрицал, что ему что-либо известно об этом инциденте. Власть Горбачева все еще была неустойчивой, уязвимой перед силами реакции, сместившими Хрущева и отменившими его планы либерализации [761] Убежденные реформаторы в то время в Политбюро составляли меньшинство: Ельцин, Яковлев, Шеварднадзе и сам Горбачев. Лигачев был сторонником жесткой линии, Рыжков – умеренным консерватором. Remnick, Lenin’s Tomb, 48. . Горбачеву следовало быть осторожным.

Хотя опубликованный позднее официальный отчет об этом совещании покажет общее согласие с необходимостью сделать публичное заявление об аварии, Гейдар Алиев настаивал, что все было не так [762] В рабочих записях упоминается, что Лигачев (судя по большинству других источников, противник распространения информации) сказал: «Люди готовы. Нам нужно сделать заявление по инциденту как можно скорее». Стенограмма заседания Политбюро от 28 апреля 1986 года: Пихоя. Советский Союз. С. 431. . Он утверждал, что предлагал немедленную и полную честность: Европа вскоре будет знать, что случилось нечто ужасное, катастрофа слишком велика, чтобы ее можно было скрыть. Какой смысл скрывать то, что уже известно всем? Но, прежде чем он закончил, его прервал Егор Лигачев, которого многие воспринимали как второго человека в Кремле [763] Jonathan Harris, “Ligachev, Egor Kuzmich,” in Joseph Wieczynski, ed., The Gorbachev Encyclopedia (Salt Lake City: Schlacks, 1993), 246. .

– Чего ты хочешь? – грубо сказал он. – Какую информацию хочешь дать?

– Да брось ты! – ответил Алиев. – Мы не можем это скрыть! [764] Гейдар Алиев, см.: The Second Russian Revolution (1991), “Episode Two: The Battle for Glasnost,” online at www.youtube.com/watch?v=5PafRkPMFWI ; Алиев, расшифровка интервью, 2RR, archive file no. 3/1/6 and 1/4/2.

За столом спорили, достаточной ли информацией они располагают, и не вызовет ли это известие панику [765] Яковлев, расшифровка интервью, 2RR, 6. . Если и сообщать какие-нибудь новости, они должны быть строго ограничены. «Заявление должно быть сформулировано так, чтобы не вызвать чрезмерной тревоги и паники», – сказал Андрей Громыко, председатель Президиума Верховного Совета [766] Стенограмма заседания Политбюро 28 апреля 1986 года. Пихоя. Советский Союз. С. 431. . Когда дошло до голосования, Лигачев определенно получил преимущество: Политбюро решило придерживаться традиционного подхода [767] Алиев, расшифровка интервью, 1/4/2, 2RR, 9. Леонид Доброхотов, представитель ЦК, говорит в интервью во второй серии The Second Russian Revolution: «Инструкции были обычные – мы должны были замалчивать катастрофу, чтобы предотвратить панику среди людей и бороться с тем, что тогда называли буржуазными фальсификациями, буржуазной пропагандой и выдумками». . Высшие партийные чины набросали черновик сообщения из 23 слов, которое должно было противостоять тому, что официальный представитель ЦК назвал «буржуазными фальсификациями, пропагандой и выдумками».

Какие бы намерения ни были у Горбачева, оказалось, что старые методы все же лучше.

К 14:00 власти в Стокгольме пришли к единодушному мнению: страна подверглась заражению в результате крупной ядерной аварии за границей [768] Stern, Crisis Decisionmaking, 136. . Уже через час шведское Министерство иностранных дел обратилось к правительствам Восточной Германии, Польши и СССР с вопросом, не на их ли территории произошел этот инцидент. Кроме того, шведы отправили коммюнике в Международное агентство по атомной энергии – МАГАТЭ. К тому времени правительства Финляндии и Дании также сообщили о радиоактивном заражении в пределах своих границ.

А в городе Чернобыле единственная маленькая гостиница, где Виктор Брюханов когда-то, сидя на кровати, набрасывал планы ядерного будущего, наполнялась измученными аппаратчиками, направленными из Москвы [769] Sklyarov, Chernobyl Was… Tomorrow, 70. . Радионуклиды продолжали выкипать из остатков реактора № 4, пока пилоты 51-го вертолетного полка пытались засыпать их и взять под контроль яростное горение графита под дымящимися развалинами. Тем не менее советские власти заверили шведов, что у них нет информации о какой-либо ядерной аварии на территории СССР.

Во второй половине дня в Москве атташе по науке посольства Швеции связался с Государственным комитетом по использованию атомной энергии (ГК ИАЭ), публичным лицом Средмаша [770] Stern, Crisis Decisionmaking, 137–38. . В комитете ни подтверждали, ни отрицали наличия проблем на советских реакторах. Вечером на коктейле в шведском посольстве посол Торстен Эрн взял за пуговицу представителя советского МИДа и прямо спросил, известно ли ему о недавней ядерной аварии в пределах СССР.

Мидовец ответил Эрну, что передаст его вопрос, но от комментариев воздержался [771] Hawkes et al., Worst Accident in the World, 117. .

Наконец в 20:00 28 апреля, почти через три дня после того, как токсичное облако поднялось в ночное небо над 4-м энергоблоком, всесоюзное радио передало согласованное в кабинете Горбачева заявление ТАСС. «На атомной электростанции в Чернобыле произошла авария, – зачитывал текст диктор. – Один из атомных реакторов поврежден [772] Текст заявления взят из официальной стенограммы совещания Политбюро от 28 апреля 1986 года, цит. (в обратном переводе) по: RGANI, Opis 53, Reel 1.1007, File 1: “Excerpts from the protocol of meeting no. 8 of the CPSU Politburo” [Выписка из протокола № 8 заседания Политбюро ЦК КПСС от 28 апреля 1986 года]. Время трансляции заявления указано у Александра Аметисова, “A Chronology of Soviet Media Coverage,” Bulletin of the Atomic Scientists 42, no. 7 (August/September 1986): 38. Реакция Запада на заявление см.: William J. Eaton, “Soviets Report Nuclear Accident: Radiation Cloud Sweeps Northern Europe; Termed Not Threatening,” Los Angeles Times , April 29, 1986; and Serge Schmemann, “Soviet Announces Nuclear Accident at Electric Plant,” New York Times , April 29, 1986. . Принимаются меры по ликвидации последствий происшествия. Пострадавшим оказывается помощь. Образована государственная комиссия». По своей краткости и скудной правде бюллетень был типичным советским сообщением, замалчивающим промышленную аварию – чем государство занималось десятилетиями. Час спустя Всемирная служба Московского радио повторила это сообщение на английском для зарубежных слушателей, сразу за ним перечислив длинный список ядерных аварий на Западе. Точное время, когда произошел инцидент, в сообщениях не указывалось.