Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

К тому времени недостатки биологической дозиметрии стали очевидными [1031] Champlin, “With the Chernobyl Victims.” . Первичные расчеты Гуськовой говорили, что некоторые люди получили лишь небольшие дозы радиации – меньше, чем онкологические больные получают при стандартной лучевой терапии. Однако традиционный анализ показывал только воздействие гамма-излучения на костный мозг, не учитывая ущерб, нанесенный внутренним облучением при вдыхании радиоактивного дыма, пыли или проглатывания радиоактивных частиц [1032] Guskova and Gusev, “Medical Aspects of the Accident at Chernobyl,” 200; Барабанова, интервью автору книги, 2016 год. . Когда видимые следы бета-ожогов медленно стали проявляться на коже пострадавших, врачи были поражены их размерами и тяжестью [1033] Барабанова вспоминала, что бета-ожоги начали проявляться на шестой или седьмой день: интервью автору книги, 2016 год. . В пятницу 2 мая доктор Баранов предполагал, что десять его пациентов не выйдут из больницы № 6 живыми [1034] Read, Ablaze, 145. . Пройдет немного времени, и он увеличит это число до 37.

При этом пациенты и их близкие питали большие надежды на ожидающийся приезд американского врача: они слышали о его опыте и спасительных заграничных лекарствах, которые он везет [1035] Эльвира Ситникова, свидетельство в: Shcherbak, Chernobyl, 281. .

Вечером в пятницу Роберт Гейл заселился в номер гостиницы «Советская», а уже ранним утром, натянув фуфайку с надписью «USA», он отправился на восьмимильную пробежку по улицам Москвы [1036] Gale and Hauser, Final Warning, 47–50 and 161; Барабанова, интервью автору книги, 2016 год; Read, Ablaze, 143–44. . После этого на завтраке в гостинице Гейл встретился с Александром Барановым. Сухопарый и лысый Баранов был пионером советской хирургии, сделавшим первую пересадку костного мозга в СССР, но сейчас у него был изможденный вид человека, который видел, как многие из его пациентов умирают в мучениях. Он курил не переставая, сворачивая пепельницы из листков бумаги, тушил в них окурки и выбрасывал в ведро. После завтрака они поехали в больницу, где Баранов познакомил Гейла с Ангелиной Гуськовой [1037] Read, Ablaze, 152. . Она любезно его приветствовала, но была разочарована, что мальчишеского вида американский хирург приехал с одним небольшим саквояжем, а не с дорогостоящим западным оборудованием, как она ожидала. Баранов повел Гейла на осмотр пациентов на восьмом этаже [1038] Gale пишет в Final Warning, что стерильный отсек был на пятом этаже, но последующие свидетельства нескольких очевидцев – включая Аркадия Ускова и Людмилу Игнатенко – соглашаются на том, что он был на восьмом. .

Там располагалось стерильное отделение, где пациенты восстанавливались после трансплантаций [1039] Herbert L. Abrams, “How Radiation Victims Suffer,” Bulletin of Atomic Scientists 42, no. 7 (1986): 16; Барабанова, интервью автору книги, 2016 год. . Пока пересаженные клетки костного мозга приживались, чтобы начать производство клеток крови, – процесс, который мог занять от двух недель до месяца, – иммунная система пациентов практически не действовала, оставляя их беззащитными перед кровотечениями, небольшими инфекциями и даже перед атаками со стороны условно-патогенных бактерий в их кишечнике. Любое из этих событий могло стать смертельным.

Гейл увидел четырех пациентов, изолированных в «островах жизни» – пластиковых пузырях. Эти устройства должны были обеспечить критическую линию обороны в битве за жизнь пациентов, пока не приживутся пересаженные клетки костного мозга. Пациенты дышали воздухом, который либо фильтровался, либо проходил через трубку, стерилизующуюся ультрафиолетовым светом. Чтобы дополнительно изолировать их от инфекции, прикасаться к ним могли только сотрудники в стерильной одежде или через вделанные в пластик перчатки. «Островов жизни» было меньше, чем требовалось, и их использование нормировалось. Гейл никогда до этого не видел бета-ожог, на его взгляд, четверо осмотренных пациентов были больны, но не очень тревожно. Он принял участие в первой процедуре пересадки, ассистируя Баранову в заборе костного мозга у донора.

После того как ему был пересажен костный мозг его сестры, Василия Игнатенко перевели на восьмой этаж и поместили в «остров жизни». Персонал пытался выставить из палаты его жену, но Людмила все же проникла внутрь и смачивала ему губы через пузырь. Теперь не медсестры, а солдаты в резиновых перчатках делали Василию уколы и утилизировали кровь и плазму [1040] 2 мая подразделение солдат, имеющих специальные защитные химические костюмы и оборудование, прибыло в больницу № 6 и разбило палатки снаружи на газоне. Bergdahl, Voice of Ludmilla, 51; Григорьев Ю. Там было как на фронте [Интервью Алине Хараз] // Взгляд. 26 апреля 2010 года ( www.vz.ru/society/2010/4/26/396742.html ). . Никто больше не хотел заходить в палату – Людмила думала, что из-за боязни заражения. Некоторые медики, особенно молодые, испытывали иррациональный страх, считая, что лучевая болезнь заразна, как чума [1041] Ситникова, см.: Shcherbak, Chernobyl, 281. .

Игнатенко быстро пришел в сознание после трансплантации. Но его состояние стало внезапно и пугающе ухудшаться. Вид его менялся каждую минуту: кожа изменяла цвет, тело раздувалось. Он плохо спал, и к десяткам таблеток, которые принимал, добавили транквилизаторы [1042] В своем больничном дневнике Аркадий Усков отмечал, что «должен принимать 30 таблеток в день» на второй неделе лечения. Усков, рассказ в: Shcherbak, Chernobyl, 131. . Волосы у него стали выпадать, он начал злиться [1043] Bergdahl, Voice of Ludmilla, 49–53. .

«В чем вообще дело? – спрашивал он. – Мне сказали, я буду болеть две недели! А сколько уже прошло!»

Ему становилось все труднее дышать. Руки покрылись трещинами, ноги раздулись и посинели. Постепенно перестало действовать обезболивающее. К воскресенью, 4 мая, он уже не мог больше встать на ноги.

Наиболее пострадавших операторов и пожарных болезнь атаковала снаружи и изнутри [1044] Mould, Chernobyl Record, 81–82; Gale and Hauser, Final Warning, 62–63. . Когда количество белых кровяных клеток резко сократилось, по коже поползла инфекция: толстые черные герпетические волдыри покрывали губы и полость рта. Кандидоз сделал десны красными и изъеденными, кожа загнулась назад, и они стали цвета сырого мяса. Болезненные язвы развились там, где руки, ноги и тела были обожжены бета-частицами. В отличие от термальных ожогов, которые медленно, но заживают, радиационные со временем становятся хуже: внутренние бета-ожоги развиваются наружу волнами из того места, где тела коснулся радиоактивный материал, въелся в ткани в глубине [1045] Барабанова, интервью автору книги, 2016 год. . Волосы на теле и брови выпали, кожа больных потемнела – сначала покраснела, потом полиловела и наконец стала бумажного коричнево-черного цвета и скручивалась слоями.