Адам Хиггинботам - Чернобыль. История катастрофы [litres]

Тем временем за закрытыми дверями в Москве шла бюрократическая битва вокруг совместного «Доклада о причинах аварии на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС», конфиденциальной версии событий, подготовленной для Политбюро [1186] Документ был также известен под названием «Акт расследования причин аварии на энергоблоке № 4 Чернобыльской АЭС», Karpan, Chernobyl to Fukushima, 113 and 146–147. . В записках, протоколах и многочисленных внутренних документах бароны советской ядерной отрасли – ученые и главы конкурировавших профильных министерств – соревновались в усилиях отвести вину от себя, пока окончательный текст доклада не дошел до Генерального секретаря Горбачева.

Этот конфликт не был схваткой равных: с одной стороны были Министерство среднего машиностроения, ядерное конструкторское бюро НИКИЭТ и Курчатовский институт. Их возглавляли 80-летние титаны социалистической науки, ветераны-аппаратчики старой гвардии: бывший революционер и кавалерист Ефим Славский, разработчик первого в истории советского реактора Николай Доллежаль и Анатолий Александров, массивный, лысый Будда самого Атома. Это были люди, создавшие РБМК – и более десяти лет игнорировавшие предупреждения о его недостатках. С другой стороны в схватке участвовало Министерство энергетики и электрификации во главе с 56-летним неофитом атомной отрасли Анатолием Майорцем. Его министерство построило Чернобыльскую станцию, эксплуатировало реактор – и несло ответственность за подготовку и дисциплину персонала, который его взорвал.

Споры начались практически сразу, как только 5 мая был закончен предварительный отчет комиссии о причинах аварии, всего через десять дней после взрыва. Составленный под надзором Мешкова, заместителя Славского по Министерству среднего машиностроения, отчет – что неудивительно – возлагал вину за аварию на операторов: они отключили основные системы безопасности и проводили испытания без консультаций с разработчиками реактора. Старший инженер управления реактором Леонид Топтунов нажал кнопку АЗ-5 в бесполезной и отчаянной попытке остановить аварию, после того как она уже началась, – результат личной некомпетентности и его коллег. Топтунов и начальник смены Александр Акимов не станут оспаривать эту версию событий: оба весьма кстати умрут в течение десяти дней.

Но специалисты Министерства энергетики отказались ставить свою подпись под совместным расследованием. Они написали отдельное приложение, основанное на их независимом расследовании. По их мнению, какие бы ошибки ни допустили операторы, реактор № 4 никогда бы не взорвался, не имей он серьезных дефектов конструкции, включая положительный паровой коэффициент и негодные стержни управления, которые увеличивали реактивность вместо того, чтобы ее снижать. Их детальный технический анализ говорил, что нажатие кнопки АЗ-5 вместо ожидаемой безопасной остановки реактора могло вызвать взрыв.

В ответ Александров собрал две специальные сессии межведомственного Научно-технического совета ядерной отрасли для рассмотрения причин аварии [1187] Копчинский Г., Штейнберг Н. Чернобыль: О прошлом, настоящем и будущем. С. 48. . Несмотря на свое название, Совет был заполнен сотрудниками Минсредмаша и бывшими апологетами РБМК и возглавлялся Александровым, держателем патента на его конструкцию. Заседания продолжались часами, и Александров использовал все свои навыки, чтобы подавить разговоры о недостатках реактора, снова и снова возвращаясь к дискуссии об ошибках операторов [1188] Karpan, Chernobyl to Fukushima, 113–15; Шашарин. Чернобыльская трагедия. С. 105; Шашарин Г. Письмо М. С. Горбачеву (черновик). Май 1986 года ( http://accidont.ru/letter.html ). . Когда это не действовало, «Аятолла» Славский просто подавлял своими окриками тех, чье мнение он не хотел слышать. Представителю государственного ядерного регулятора даже не разрешили доложить об изменениях конструкции, предлагаемых для повышения безопасности реактора.

Но Геннадий Шашарин, заместитель Майорца по атомным вопросам в Министерстве энергетики, отказался признать поражение [1189] Шашарин Г. Письмо М. С. Горбачеву (черновик). Там же. . После второго заседания межведомственного Совета он составил письмо Горбачеву, описывая истинные причины аварии и рассказывая о попытках Александрова и Славского похоронить правду о недостатках конструкции реактора. Шашарин признавал ошибки персонала станции, но настаивал на том, что концентрация на этих ошибках всего лишь вскрывает недостаток организации и дисциплины на станции: «Это не приближает нас к выявлению истинных причин бедствия». Заместитель министра объяснял, что, как бы они ни старались, им не удастся скрывать правду вечно. Глобальный масштаб бедствия, несомненно, побудит международное научное сообщество потребовать изложения технических подробностей цепочки событий, приведших к аварии. «Рано или поздно, – предупреждал Шашарин Генерального секретаря, – все это узнает широкий круг специалистов по реакторам в нашей стране и за рубежом».

Повидавшись с семьей, Виктор Брюханов вернулся из Крыма в конце мая [1190] Новым директором был назначен Эрик Поздышев. Брюханов В. [Интервью Сергею Бабакову] // Зеркало недели. Согласно Штейнбергу, Поздышев приехал 27 мая 1986 года, см.: Копчинский Г., Штейнберг Н. Чернобыль: О прошлом, настоящем и будущем. С. 61. См. также: Read, Ablaze, 202. . Прилетев в Киев, он позвонил на станцию и распорядился, чтобы за ним в аэропорт прислали машину. Повисла неловкая пауза, и он понял: что-то не так. Доехав до станции, Брюханов поднялся в свой кабинет на третьем этаже административного корпуса. Окна были закрыты свинцовыми листами, а за его столом сидел какой-то человек. Никто не позаботился уведомить Брюханова, что он больше не начальник. Это было первое из множества последующих публичных унижений опального директора.

«Что нам делать с Брюхановым?» – спросил новый директор нового главного инженера [1191] Новым главным инженером стал Николай Штейнберг. Штейнберг, интервью автору книги, 2017 год; Виктор и Валентина Брюхановы, интервью автору книги, 2016 год. . Они решили придумать для него синекуру – должность заместителя начальника производственно-технического отдела. Там его можно чем-нибудь занять, пока он ожидает своей участи. Оба знали: это всего лишь вопрос времени, когда Брюханова призовут к ответу за преступления.

В секретном, особо охраняемом здании 2-го Главного управления Генеральной прокуратуры СССР на улице Грановского в Москве продолжались допросы [1192] Янковский, интервью автору книги, 2016 и 2017 годы. Четыре другие украинские АЭС – Ровенская, Южно-Украинская, Запорожская и Хмельницкая – имели реакторы ВВЭР. . Расследование Сергеем Янковским теперь распространилось на конструкторов и ученых, которые создали РБМК и осуществляли надзор за его работой, академиков вызывали на допросы, как и всех других. Янковский вызвал конструктора-атомщика Николая Доллежаля, и стареющий ядерный барон уверил следователя, что вина за взрыв целиком лежит на операторах: с его конструкцией все в полном порядке.