Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Бердяев считал также, что Ленин целенаправленно уничтожает русскость, русских как народ. «Распадение связи времен, полный разрыв между прошлым и будущим, надругательство над великими могилами и памятниками прошлого, жажда истребления всего бывшего и отошедшего, а не воскресения его для вечности есть измена идее народа как великого целого, есть предательство ценностей, непреходящих по своему значению» 2129.

Ленин действительно не очень хорошо знал и очевидно недолюбливал тот народ, которым правил. «Русский человек – рохля, тютя» 2130, – говаривал он. «Русский человек – плохой работник по сравнению с передовыми нациями». Для него русские были не самыми одаренными детьми, которым еще предстояло пойти в школу. Такое отношение Ленина к людям, вкупе с подмеченным Горьким «барством», шедшим от дворянского происхождения, ничего хорошего народу не сулило. Русский язык как государственный Ленина не устраивал. «За государственный язык стоять позорно. Это полицейщина. Но проповедовать мелким нациям русский язык – тут нет ни тени полицейщины» 2131.

Появлявшийся как результат его трудов советский человек Ленина тоже не сильно устраивал. Мария Ильинична писала, что ему «часто приходилось встречаться с плохой, неряшливой, кое-как сделанной работой, с плохим качеством продукции. В узком кругу ВИ называл обычно такую работу “советской работой”. Расползается ли по швам новый костюм, торчат ли гвозди там, где им совсем не надлежит быть, не заклеиваются ли конверты, несмотря на все прилагаемые к тому усилия, скрипит ли или трещит паркет так, что вскакивают ночью и с недоумением стараются понять, что произошло, – “советская работа”, говорит со вздохом Ильич» 2132.

Ленин действительно ставил целью порвать связь с традиционной Россией, отсюда и интернационализм, и борьба с церковью, и многое другое. Большевистский «штурм неба» имел целью стряхнуть с ног прах старого мира, в ленинском арсенале вы не найдете и намека на необходимость следования традициям. Марксизм был сугубо западным учением. Молодой Ленин, жаждавший превратить Россию в европейское государство, не ушел в небытие. Как подмечала Элен Каррер д’Анкосс, «всеми фибрами души он чувствовал себя европейцем. Кстати, именно в Западной Европе прошла большая часть его взрослой жизни. Он был очарован немецкой культурой… наукой и техникой, немецким умением организовать государство и армию» 2133. Ставя задачей модернизационную погоню за наиболее развитыми странами, он включал в свой образ светлого будущего цивилизацию Запада, враждебность которому являлась альфой и омегой официальной государственной политики.

Обрушиваясь на западные ценности, Ленин одновременно не уставал повторять о необходимости внедрять «американскую деловитость» в среду ленивого и недисциплинированного населения. Сергей Николаевич Булгаков (отец Сергий) замечал, что «исторически, как и духовно, на всем вообще большевизме лежит марка Made in Germany — знак немецкого его происхождения. В Россию Ленин доставлен немцами, большевистский режим в первые годы получил техническую выучку от немцев, а социалистическую муштру – от германского марксизма» 2134. Ленин не раз заявлял о том, что «наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства» 2135.

Между тем сходство ленинского режима с дореволюционным отмечали десятки мыслителей. Россия и на новом этапе истории воспроизводила себя во многом по прежней матрице 2136. Как заметил тогда великий поэт и мыслитель Максимилиан Волошин:

Русскость, которую Ленин действительно пытался вытравить, усиленно сопротивлялась. Более того, Сорокин фиксировал нарастание националистических чувств. «Раз Россия и русский народ превращены были в проходной двор, где лицо наше топталось каблуками интернационалистов всех стран, раз Россию стали растаскивать по кускам, раздирать на части, взрывать изнутри, грабить отовсюду, раз среди “распинающих” оказались и враги, и вчерашние друзья, раз бывшие окраины стали смотреть на русский народ сверху вниз, раз все его покинули, все изменили, все обманули, раз теперь ей грозит участь колонии – все разгромлено, разорено, и за все “битые горшки” должен платить все тот же “Иванушка-дурачок”, – раз Россия при благосклонном участии бывших союзников начинает продаваться “оптом и в розницу”, превращается из “субъекта в объект”, то должно было наступить одно из двух: или гибель, или резкая реакция защиты. Симптомом последней и служит рост глубокого подсознательного национального чувства, охватившего все слои ».

Одновременно росла и политическая культура. «В результате пережитых событий значительно расширился и умственный кругозор народных масс. Они стали интересоваться многим, что раньше их не интересовало» 2138.

Революцию делали молодые. Воевали тоже молодые.

Приводные ремни от партии к подрастающему поколению – комсомол и пионерия. Для комсомольской молодежи идеи Ленина были куда как органичны, приятны и понятны. Она жаждала мировой революции, которая являлась источником воодушевления и была, как выразился в своих мемуарах Лев Копелев, неразрывно связана с мечтами о современной жизни и выходе в широкий мир: «Мировая революция была абсолютно необходима, чтобы восторжествовала справедливость, были выпущены на свободу узники буржуазных тюрем, накормлены голодающие в Индии и Китае, возвращены земли, отнятые у немцев, и данцигский “коридор”, а наша Бессарабия отобрана назад у Румынии… Но еще и для того, чтобы потом не стало границ, капиталистов и фашистов. И чтобы Москва, Харьков и Киев стали такими же огромными, такими же красивыми городами, как Берлин, Гамбург, Нью-Йорк, чтобы у нас тоже были небоскребы, улицы кишели автомобилями и велосипедами, чтобы все рабочие и крестьяне ходили в красивой одежде, в шляпах и при часах… И чтобы повсюду летали аэропланы и дирижабли» 2139.

Вот Ленин на III съезде комсомола – 2 октября 1920 года – в описании свидетеля-поэта Андрея Безыменского. «В тот самый момент, когда несколько ликующих голосов крикнули в фойе: “Ленин!”, Ильича увидели все. Овация зала была нескончаемой. Все приготовленные заранее приветствия и возгласы были забыты. Одним могучим дыханием весь съезд, как один человек, произносил только одно слово:

– Ленин! Ленин! Ле-е-енин!