Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

В 20-х числах января Чичерин поинтересовался у Ленина, нельзя ли, если американцы будут сильно приставать с отсутствием в РСФСР представительных институтов, за приличную компенсацию внести в конституцию поправку о хотя бы теоретической возможности участия в Совете представителей разных классов. На письме наркома иностранных дел Ильич начертал: «сумасшествие!!» и отправил Молотову депешу: «Это и следующее письмо Чичерина явно доказывает, что он болен и сильно. Мы будем дураками, если тотчаси насильно не сошлем его в санаторий». Старик призвал к бдительности. Ленинские письма запестрели предложениями об ужесточении репрессий.

Ленин, похоже, все больше разочаровывался в нэпе. Рецепты, которые он в те месяцы предлагал, были связаны с ужесточением госрегулирования, наступлением на эксплуататоров, а также с укреплением монополии внешней торговли. «Обдуманы ли формы и способы ответственности членов правления трестов за неправильную отчетность и за убыточное ведение дела? – писал Ленин в феврале. – Тут нужен ряд образцовых процессов с применением жесточайших кар». И 3 марта Каменеву: «Я довольно долго размышлял о нашем разговоре (с Вами, Сталиным и Зиновьевым) насчет Внешторга и линии Красина и Сокольникова. Мой вывод – безусловно прав Красин. Нельзя нам дальше отступать от монополии внешней торговли… Иностранцы иначе скупят и вывезут все ценное… Величайшая ошибка думать, что НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому. Иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников и “вывозят остатки России”. И вывезут. Монополия есть вежливое предупреждение: милые мои, следует момент, я вас за это буду вешать» 2398.

Причины возращения Ленина к более жесткой линии можно обяснить консолидацией большевистской власти после подавления мятежей. Но велик соблазн найти объяснение в психике вождя, который впал в очередной «раж». Может, уже не просто очередной: с начала года большинство его лечащих врачей – отечественных и немецких – были невропатологами и психиатрами. Человек, чьим смыслом жизни были политические сражения, жаждал битвы, для которой ему были нужны очередные достойные враги.

В 1922 году речь шла о борьбе с врагами и опасностями не столько действительными, сколько – с потенциальными. «Не дать застать себя врасплох новым Кронштадтом или новым Тамбовом» – вот что стало лозунгом дня. Ленин, очевидно, опасался, как бы хозяйственные послабления не были восприняты как слабость режима и не спровоцировали скачкообразный рост оппозиции. А ожидания либерализации, свободы слова заметно вдохновляли оппозицию, в том числе и внутрипартийную. Нэп не нравился партии в принципе, и именно на его критике набирали себе очки разного рода фракционеры. В рядах партии поворот вызовет чувство близкое к восторгу.

Находясь в Костине, Ленин завершал начатую на IX партконференции реформу ВЧК. Уншлихт рассказывал, как 18 января послал Ленину «разработанный коллегией ВЧК проект нового положения о ВЧК. В этом проекте: 1) ограничиваем функции наши борьбой с контрреволюционными деяниями, 2) оставляем за ВЧК карательные функции, 3) оставляем старое название ВЧК, 4) оставляем ВЧК при Совнаркоме… Соглашаясь в этом письме на ряд уступок, я категорически настаиваю на оставлении за нами карательных функций. Ленин не соглашается с моими доводами и посылает мне ответ, в котором говорит, что мои предложения можно и должно осуществить не моим путем, а через проект комиссии ЦК, и дальше: Гласность ревтрибуналов – не всегда; состав их усилить вашими людьми, усилить их связь (всяческую) с ВЧК; усилить быстроту и силу их репрессий, усилить внимание ЦК к этому. Малейшее усиление бандитизма и т. п. должно влечь военное положение и расстрелы на месте”» 2399. Ленин добился упразднения ВЧК и создания на его месте Главного политического управления (ГПУ) при наркомате юстиции. В отличие от ВЧК, оно было лишено права внесудебного преследования. «Впредь все дела о преступлениях, направленных против советского строя, …подлежат разрешению исключительно в судебном порядке революционными трибуналами или народными судами» 2400, – подчеркивалось в декрете ВЦИК от 6 февраля.

Многие современники увидели в этом признаки известной политической либерализации. Однако это было не так. 20 февраля Ленин отправил наркому юстиции Курскому письмо (в копии Молотову для Политбюро) с припиской: «не размножать, только показывать под расписку, не дать разболтать, не проболтать перед врагами». В письме фактически содержалась программа действий на ближайшие месяцы: «Прежде боевыми органами Соввласти были главным образом Наркомвоен и ВЧК. Теперь особенно боевая роль выпадает на долю НКЮста… Усиление репрессии против политических врагов Соввласти и агентов буржуазии ( в особенности меньшевиков и эсеров); проведение этой репрессии ревтрибуналом и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целесообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам, через суд и через печать, значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких других важнейших центрах; воздействие на нарсудей и членов ревтрибуналов через партию в смысле улучшения деятельности судов и усиления репрессии; – все это должно вестись систематично, упорно, настойчиво, с обязательной отчетностью…

Ни к черту не годными коммунистами надо признать тех коммунистов, кои не поняли своей задачи ограничить, обуздать, контролировать, ловить на месте преступления, карать внушительно всякий капитализм, выходящий за рамки государственного капитализма, как мы понимаем понятие и задачи государства… А где шум по поводу образцовых процессов против мерзавцев, злоупотребляющих новой экономической политикой?!»

Ленин давал инструкции руководству и сотрудникам наркомюста: «каждого деятеля этого ведомства надо бы оценивать по послужному списку, после справки: сколько коммунистов ты закатал в тюрьму, второе строже, чем беспартийных за те же проступки? скольких бюрократов ты закатал в тюрьму за бюрократизм и волокиту? скольких купцов за злоупотребление нэпо ты подвел под расстрел или под другое, не игрушечное (как в Москве, под носом у НКЮста обычно бывает) наказание?.. Отсюда – расширить применение государственного вмешательства в “частноправовые” отношения; расширить право государства отменять “частные” договоры, применять не corpus juris romani к “гражданским правоотношениям”, а наше революционное правосознание ; показывать систематически, упорно, настойчиво на ряде образцовых процессов, как это надо делать с умом и энергией…»