Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Но Ленин чувствовал и понимал, что работу в полном объеме не потянет. Сразу после консилиума он обратился к Сталину с предложением вынести на Политбюро вопрос: назначить Председателю Совнаркома «еще двух замов (зампред СНК и зампред СТО), именно: т. Троцкого и Каменева. Распределить между ними работу при участии моем и, разумеется, Политбюро, как высшей инстанции». Сталин приехал в Горки по этому вопросу на следующий день. Проговорили два часа, после чего Ленин долго в одиночестве гулял по окрестностям. 13 сентября – двухчасовая встреча с Каменевым – в основном, на прогулке.

Что произошло дальше, и почему Троцкий не стал заместителем Ленина в Совнаркоме?

Сталин показал Троцкому ленинское письмо, на котором сам уже успел написать «За». Троцкий засопротивлялся. Между тем опрос по телефону членов ПБ по кандидатуре Троцкого дал такие результаты: Сталин и Рыков – «за», Калинин – «не возражаю», Каменев и Томский воздержались, Троцкий – «категорически отказываюсь». Политбюро рассматривает вопрос 14 сентября. Кандидатура Каменева в качестве зампреда СНК утверждена. При этом ПБ, как было записано, «с сожалением констатирует категорический отказ т. Троцкого» 2510.

Почему он отказался? «Ленину нужны были послушные практические помощники, – скромно объяснял Троцкий в мемуарах. – Для такой роли я не годился» 2511. Всего лишь одним из замов он себя не видел. «Тов. Ленин ответил, что против моего желания он не станет предлагать меня замом» 2512. Больше Ленин к этому вопросу не возвращался. Полагаю, «тройка» с облегчением вздохнула.

С 17 сентября Ленин развил бурную активность. От члена коллегии Наркомвнудела Полякова ему требуется информация о том, «как у нас дело с трудгужналогом. Итог (кубов и сколько шпал ?) % исполнения? и т. п.». От Наркомфина Владимирова ему надо выяснить, «1) сколько у нас осталось золота? (а) всего, (б) в том числе свободного от всякихобязательств? 2) сколько других ценностей ( совсем кратко , в наиболее общих обозначениях). 3) размер дефицита теперь (последний квартал или месяц)» 2513. Раздосадованный плохим качеством письменных принадлежностей, которые теперь понадобились, Ленин отчитал дежурного секретаря: «И конверты и клей такая гадость, что терпеть нельзя. И то и другое выпишите из Берлина» 2514. При всей активности Ленин тут же просит Чичерина на все обращения корреспондентов о приеме их главой правительства отвечать отказом.

Главными вопросами, которые его тогда занимали (и будут занимать до конца сознательной жизни) были перепись чиновников в Москве, руководство Госпланом. 25 сентября он писал Рыкову: «По-моему, абсолютно необходимо произвести однодневную перепись всех чиновников и служащих города Москвы… Наш аппарат такая мерзость, что его надо чинить радикально» 2515. Свидание с Пятаковым по госплановой проблематике состоялось 24 сентября, содержание беседы Ленин сам суммировал в инструкции: «1) на т. Пятакова возлагается организация (и подтягивание по-военному) самого аппарата Госплана (или аппарата самого Госплана); главным образом через исполнительного управдела. Самому на это около получаса в день максимум» 2516.

И, начиная с 22 сентября, Ленин всерьез озаботился национальным вопросом и созданием СССР. Кто-то до сих пор считает, что лучше бы он этого не делал. Но об этом отдельно и чуть ниже.

Ленин деятельно готовился к возвращению в Москву. 23 сентября Ленин уже нетерпеливо писал в аппарат СТО Смольянинову: «Я приезжаю 1 или 2.Х. Во вторник, 3.Х, буду председательствовать. Заседание 5 –9 часов. С перерывом ¼ часа. Предупредите курильщиков. Не курить. Строго. В перерыве (в соседней комнате) чай и курение» 2517.

Между тем выяснилось, что затеянный в кремлевской квартире ремонт затягивался. Ленин устраивает разнос Енукидзе: «Убедительно прошу внушить (и очень серьезно) всем заведующим ремонтом квартиры, что я абсолютно требую полного окончания к 1 октября. Непременно полного… Я нарушения этой просьбы не потерплю» 2518. Несмотря на приданное ускорение, поселиться в своей квартире сразу по приезде в Москву, 2 октября, все же не удалось. Ремонт был почти завершен, но все еще сильно пахло краской от заново выкрашенных окон и дверей.

Пришлось Ленина после долгого перерыва временно поселить в другой части здания Судебных установлений, в трех комнатах рядом с кабинетом Цюрупы.

Третьего октября Ленин председательствовал на заседании Совнаркома. «Заседание было многолюдным, присутствовало 54 человека, – вспоминала Фотиева. – Пришли не только члены Совнаркома и их заместители, но все, кто имел хотя бы отдаленное право присутствовать на заседании СНК… Товарищи предполагали сделать это заседание особенно торжественным. Пригласили фотографа, заготовили приветственные речи. Но все вышло иначе. ВИ как-то незаметно вошел в зал из своего кабинета, сел на председательское место, открыл заседание и приступил к деловому обсуждению повестки, не дав никому произнести речей. ВИ согласился только сфотографироваться вместе со всеми, и то лишь после окончания работы».

Первое, что он предложил – попытаться упорядочить работу: вносить вопросы за 72 часа до начала заседания, за исключением тех, по которым будет специальное решение СНК или СТО. Для вопросов, вносимых из Малого Совнаркома и Финансового комитета, срок мог сокращаться до 24 часов. «Заседание было непродолжительным. Несмотря на сугубо деловой характер обсуждаемых вопросов и высказываний в прениях, заседание прошло на особенном подъеме. Каждый чувствовал: “Наш Ильич снова с нами”. И это было праздником» 2519. Со слезами на глазах.

Ленин стремился удивить собравшихся способностью выполнять свои обычные обязанности, как будто ничего не случилось, но слабость его и раздраженность были налицо. Луначарский, чуть менее, чем Фотиева, склонный к апологетике, замечал, что возвращение «было встречено с какой-то тревожной, таившей в себе грусть, радостью. Ленин был не совсем тот. Он надел большие очки, чтобы предохранить глаза, и это меняло его. Он по-прежнему бодро вел заседание, прекрасно вникал в суть дел, предлагал окончательные резолюции, но в его речи чувствовалась какая-то беспокоившая затрудненность. Наркомы шептались между собой:

– Поправился, выздоровел, еще есть следы болезни, но пройдет, наладится».

Но вместе с тем где-то в глубине сердца таилось мучительное сомнение» 2520. Заседания Совнаркома теперь редко кончались позже 10 часов. «Можно определенно сказать, что к 10 часам ВИ уже чувствовал себя утомленным, – видел Леплевский. – То громадное внутреннее напряжение, с которым он вел заседание, к концу давало себя знать. Это явно обозначалось на лице ВИ, а также в нотках и тембре его столь богатого интонациями голоса» 2521.