Куниакира - Записки о России, составленные со слов моряков, унесенных в Северное море

Во главе банка стоят генерал-поручик и генерал-майор, которые приходят в банк через день. Жалованье всем чиновникам тоже выплачивается в этом учреждении. В столице ходят только золотые и серебряные деньги, медных очень мало, поэтому в меняльных лавках при обмене серебряной монеты на медную платят за каждые 100 копеек по 9 копеек разменного сбора, а в банке при обмене до 500 копеек серебром на одного человека разменный сбор не взымается. За день банк выдает на обмен до 100 тысяч рублей серебром; если же сумма обмена превышает эту сумму, то банк на этот день закрывается. Если требуется обменять больше 500 копеек, то отправляют для обмена в меняльные лавки, и там уплачивается разменный сбор. В Сибири наоборот, мало серебряных денег, и поэтому уплачивают за размен тому, кто дает серебро, по 15 копеек за размен 100 копеек.

Гэкидзё называется камэндзии или кияттара. В Петербурге есть три русских театра, два немецких, французский и английский театры. В Нижнем Новгороде один театр. Во главе театра стоит местный начальник генерал-поручик (3 класса) Иван Михайлович Ребиндер. Театр был построен на средства, данные местными благородными людьми и богачами, а артисты набраны из слуг этих людей. Представления бывают каждые семь дней, смотреть их допускаются и простые люди. По содержанию подобны нашим саругаку.

Женские роли там исполняются настоящими женщинами, вследствие чего иногда в театре бывают случаи распутства. В столичных театрах публика собирается и из высших слоев и из низших, и этим они не очень отличаются от наших. Места для зрителей имеют три яруса. Прямо впереди места для благородных. Занавес перед каждым действием, закручиваясь, поднимается кверху, а по окончании действия его опускают. Между действиями танцуют дети под музыку скрипок и балалаек. Одноактные пьесы подобны ханарэ-кёгэн.

Кодаю дважды ходил в театр. В пьесе, которую он смотрел в первый раз, распутный муж и развратная чужая жена, сговорившись, убивают ее мужа и женятся, затем едут на прогулку в горы в одной карете. Под сенью гор они выходят из кареты, берутся за руки и шалят, прижавшись плечами. В это время появляется привидение убитого мужа и мучит развратников. Привидение одето и загримировано почти так же, как у нас: в белых одеждах и с распущенными волосами. Между тем появляется много однорогих злых духов. У них сосуды с цепочками, в которых положена вата, пропитанная спиртом; они зажигают и крутят на цепочке колесом. Преследуя развратников, загоняют их на вершину горы и сбрасывают с горы вниз. Оба грешника падают в яму в передней части сцены, и в один голос молятся. На этом пьеса кончается.

Вторая пьеса о том, как в одной захолустной деревне жил известный пьяница. У него в голове постоянно была одна мысль: "Досадно, если мне так и придется закончить свою жизнь, даже не попробовав другого вина, кроме мутного сакэ, которое делают в нашем захолустье, закусывая сушеной рыбой. Как бы мне съездить в столицу да попробовать там чудесного вина с хорошей закуской, чтобы было чем вспомнить этот мир!"

И вот однажды он собрался в дорогу и пустился в путь. Вскоре он пришел в столицу и, наконец выполняя свое заветное многолетнее желание, стал каждый день ходить по кабакам, пить вино и закусывать, и пьянство стало для него повседневным занятием. Как-то раз, когда, упившись до потери сознания, он валялся посреди дороги, мимо проезжал сановник, имя которого было хорошо известно. Ехавшие впереди слуги окликнули пьяного и хотели согнать с дороги, но он никак не мог проснуться и лежал, словно мертвый. Увидев тело, сановник спросил: "Кто это такой?" Слуги объяснили ему, что это за человек. "А-а, я и сам слышал о нем, — сказал сановник, — у меня появилась хорошая мысль!" И он приказал положить пьяного в карету и привез во дворец. Там он велел переодеть пьяного в расшитые золотом одежды и уложить в кровать. Слугам приказал тоже одеться в роскошные одежды и сказал, как им вести себя, после чего стал ожидать пробуждения пьяного. Упившийся вволю пьяница проснулся лишь на следующее утро. Поднявшись и увидев, что он во дворце, какого раньше даже и представить себе не мог, и в богатой одежде, так удивился, что не мог понять: во сне это или наяву. Слуги, как им было ранее приказано, один за другим стали подносить ему воду для умывания, воду для полоскания рта и так далее. А потом подали ему необыкновенных яств из продуктов гор и морей, а когда предложили и вина, то он с удивлением спросил: "Что все это значит? Почему я нахожусь в таком месте, почему меня так угощают? Кто вы такие? Не во сне ли я все это вижу?"

Слуги почтительно ответили ему: "Ваша милость по предопределению судьбы изволили стать приемным сыном в этом дворце, а мы слуги вашей милости". От таких слов он весь покрылся потом.

"Ведь я же ни на что не годный человек, только и знай, что пьянствую, моя единственная отрада — вино, как я могу быть приемным сыном в таком благородном доме!" — сказал он и хотел убежать. Но слуги принялись уговаривать его, стали усердно угощать вином, и, поскольку вино он любил, то обо всем забыл и так напился, что опять свалился без памяти. Тогда слуги снова одели его в старую одежду, отнесли на прежнее место и бросили, а сами ушли домой.

Пьяница протрезвился от холода, вскочил и увидел, что лежал на вчерашнем месте. Скрестив руки, он долго стоял в глубокой задумчивости, затем вдруг всплеснул руками и сказал: "Да, все-таки это был сон!" На этом пьеса окончилась.

В Петербурге публичный дом находится к западу от императорского дворца, через одну улицу от него. Публичные дома разрешены правительством, в них ходят чиновники и простой народ.

В июле месяце года свиньи супруги Безбородко, супруги Турчаниновы, Соймонов, Юсупов, Буш, Струговщиков, Кирилл, взяв с собой и Кодаю, поехали на дачу Соймонова на Каменном острове, чтобы устроить загородный банкет. На обратном пути вышли из карет прогуляться и пошли пешком. Когда подошли к понтонному мосту, жена Турчанинова, Софья Ивановна (в прошлом она была фрейлиной императрицы и для женщины имела высокий ранг), спросила у Кодаю, бывал ли в публичном доме. Он ответил, что не приходилось, Тогда та что-то прошептала мужу, а потом усадила мужа и Кодаю в одну карету, все сели по каретам и погнали лошадей. Подъехали к какому-то дому. Дом был шестиэтажный, большой, около 40 квадратных саженей, с большим двором. Вообще дом был великолепный и красивый. Их проводили в комнату на четвертом этаже и оставили. Через некоторое время пригласили спуститься на третий этаж, в комнату около 15 квадратных саженей, отделанную красивым камнем. В центре комнаты был накрыт стол и расставлены стулья. На противоположной стороне под окнами также стояли стулья в один ряд, а на окнах в горшках были разные диковинные цветы, чувствовался их аромат. Когда все сели, подали вино, закуску, фрукты. В прическах у прислуги было много искусственных цветов, она была так красиво напудрена и нарумянена, что не походила на простых людей. Некоторое время спустя пришли девятнадцать молодых женщин, украшенных цветами; поклонились гостям. По виду они напоминали немок. Поклонившись, все сели на стулья, стоявшие под окнами. Они были такие очаровательные, такие красавицы, (про которых говорится: "При взгляде на них от восторга рыба утонет, дикий гусь на лету упадет").