Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Мария Антуанетта родилась второго ноября 1755 года, в день Великого лиссабонского землетрясения. Ее мать — Мария Терезия, отец — император «Священной Римской империи» Франц Лотарингский. В детстве ее учили танцам, музицированию и декламации; венский придворный поэт Метастазио научил ее итальянскому языку. Ее образования с лихвой хватило бы для девушки, готовящейся стать оперной певицей. К духовным упражнениям и к серьезному чтению она с детства испытывала стойкую неприязнь, сохранившуюся и в дальнейшем, несмотря на все уговоры ее мудрой матери.

Судьбу Марии Антуанетты решил герцог Шуазель, который был министром иностранных дел при Людовике XV. Он задумал изменить традиционную политическую ориентацию Франции, заключив альянс с многовековым недругом, Австрией, чтобы иметь возможность направить все силы против Англии и Пруссии. И вскоре этот союз был скреплен браком юной эрцгерцогини Марии Антуанетты с внуком Людовика XV — будущим Людовиком XVI.

Черты ее лица и фигуру увековечили многочисленные портреты и описания. Одна только мадам Виже-Лебрен сделала двадцать пять ее портретов.

Мария Антуанетта была красива. По-королевски статная, с тонкой талией, высокой грудью, пышными каштановыми волосами и хорошеньким, хотя и несколько кукольным личиком. Но красота состоит не из одних лишь внешних данных — надо еще уметь ими пользоваться. Современники Марии Антуанетты единодушно восхищались ее улыбкой, ее мимикой, ее грацией. Мадам Виже-Лебрен писала в своих воспоминаниях, что у королевы была самая красивая походка во всей Франции. Эти мемуары художница писала уже после смерти Марии Антуанетты, то есть ею не двигали никакие корыстные побуждения. А надо сказать, что женщины никогда не ценили так высоко, как в те времена, умение красиво двигаться. Это было трудное и очень важное искусство, и молодые девушки годами осваивали его с невероятным усердием.

Обрисовав в общих чертах портрет Марии Антуанетты, поговорим теперь о ее пресловутом расточительстве.

Мы уже упоминали о том, что она была весьма неравнодушна к драгоценностям и расходовала на них огромные суммы. Другой ее страстью, требовавшей немалых затрат, являлись карты. И это неудивительно, ибо игра в карты в королевском дворце относилась к числу таких же обязательных ритуалов, как процесс приема пищи. И не только во дворце. Играли во всех аристократических салонах, причем играли по-крупному. Знатные дамы и вельможи, обладавшие огромными состояниями, но тем не менее постоянно испытывавшие денежные затруднения, садились за карточный стол, чтобы поправить свои финансовые дела. Ставки были просто фантастическими. Маркиз Шалабре за один раз проиграл 840 000 ливров, зато на другой день выиграл 1 800 000. (Позже он стал постоянным банкометом у королевы.) В Фонтенбло однажды партия в «фараон» продолжалась тридцать шесть часов кряду. Карточный долг графа д’Артуа, младшего брата короля, к 1783 году составил 14 600 000 ливров. В то время даже герцогини не видели ничего зазорного в том, чтобы играть краплеными картами, поэтому приходилось часто менять колоды.

И вполне естественно, что Мария Антуанетта тоже играла и проигрывала немалые суммы. Однажды король вынужден был заплатить сделанный ею за один вечер карточный долг в размере 100 000 ливров, а в 1777 году она задолжала своим партнерам 487 272 ливра. Людовик XVI, конечно же, выражал недовольство по этому поводу — он был единственным бережливым человеком из всей династии Бурбонов, — но ничего не мог поделать.

Однако больше всего она тратила на туалеты; наверно, больше, чем любая другая королева. Ей хотелось, чтобы ее уважали и боготворили не только как королеву, но и как самую хорошенькую и самую элегантную женщину Франции. Можно себе представить, какое это было дорогое удовольствие, если учесть, что все наряды шили по специальному заказу, а отборная ткань ценилась на вес золота. Бесконечно мягкосердечная и доброжелательная мадам Кампан как-то заметила, что королева, являясь законодательницей мод, скоро разорит всех женщин, пытающихся угнаться за модой.

Мария Антуанетта имела пристрастие и к красивым особнякам (чисто королевская слабость!). Король купил для нее особняк Сен-Клу, а потом подарил ей Малый Трианон, и она перестроила оба эти здания по своему вкусу. У нее было достаточно вкуса, чтобы избежать при этом излишней вычурности, но народ уже знал, что мотовство Марии Антуанетты не имеет границ. Когда в 1789 году представители Генеральных штатов посетили Малый Трианон, им прежде всего бросились в глаза выложенные алмазами стены залов, а также витые колонны, украшенные сапфирами и рубинами, то есть, как тогда принято было говорить, «роскошь вертепа распутной Австриячки».

А ведь она умела быть и бережливой на свой лад, и, в общем-то, знала счет деньгам. Мы уже видели, что, когда король хотел купить ей злополучное ожерелье Бомера, она отказалась принять такой дорогой подарок. Хотя порой ее бережливость приобретала какие-то странные формы. Однажды в канун нового года, когда во Франции принято дарить детям подарки, она велела доставить из Парижа самые красивые и дорогие игрушки.

— Вот смотрите! — сказала она своим детям. — Это те самые игрушки, которых вы не получите. Потому что мы поступим гораздо лучше, если вернем их обратно и дадим денег беднякам, которые сейчас мерзнут, потому что у них нет зимней одежды.

После всего сказанного возникает вопрос: действительно ли Мария Антуанетта нанесла столь серьезный ущерб государственной казне, как считали многие из ее современников, действительно ли она заслужила данное ей прозвище «мадам Дефицит»? Пожалуй, все-таки нет. Этот ущерб не кажется таким уж значительным в сравнении с текущими государственными расходами, особенно с теми суммами, которые отпускались на ведение войны против Англии. В 1781 году содержание королевского дома обошлось в 27 317 000 ливров, тогда как всевозможных вспомоществований и персональных пенсий было выдано на сумму 28 000 000, а в общей сложности государственные расходы составили 283 162 000 ливров. То есть издержки двора не превысили десятой части этой суммы.

Да и можно ли вообще упрекнуть Марию Антуанетту в чрезмерном транжирстве? Она жила так, как и подобает жить королеве Франции в блистательный век показной роскоши. Французский народ безмолвно сносил разбазаривание государственной казны предшественниками Марии Антуанетты, ей же пришлось расплачиваться за чужие грехи. Она ведь не повинна в том, что сменились времена и настала пора расплаты.

Но для нашей истории в данный момент гораздо важнее не реальное положение дел, а то, что выдавалось за истину. В глазах общественности Мария Антуанетта была неисправимой мотовкой, которая вечно нуждается в деньгах. Именно так воспринимал королеву и Роган, поскольку мерил ее на свой аршин.