Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

А отличалась ли чем-нибудь молодая королева Франции от других женщин? Разве не были ей свойственны любопытство и жажда новых ощущений, которые со временем повернули бы ее сердце к Рогану?

Дорогой читатель, наше повествование приближается к кульминационной точке. Каждый писатель испытывает некоторую робость, когда дело доходит до самых главных событий, и пытается всячески оттянуть этот момент, рассказывая о чем-то второстепенном. (Писатели тоже не любят брать на себя ответственность.) Но долго так продолжаться не может. Надо в конце концов собраться с духом и броситься в водоворот событий.

Жанну иногда навещал некий Лапорт, знавший о том, что у Бомера имеется изумительное ожерелье, которое никто не может приобрести. Однажды он как бы невзначай сказал ей:

— Если вы действительно в таких хороших отношениях с королевой, уговорите ее купить у Бомера ожерелье.

— А вы его видели? — спросила Жанна.

— Видел. Это настоящее чудо. Одни только камни стоят целое состояние, не говоря уже о работе.

Начались переговоры. Тесть Лапорта, генеральный прокурор Аш отправился к ювелирам и обрисовал им открывающуюся перспективу. Они заявили, что готовы дать тысячу луидоров тому, кто избавит их от злополучного ожерелья. Эти слова пришлись весьма по сердцу Лапорту, который сидел по уши в долгах.

Двадцать девятого декабря 1784 года Аш и компаньон Бомера Боссанж явились с ожерельем к Жанне на Новую улицу Святого Жиля. Открыли футляр — и перед ней тысячью бриллиантовых огней засверкало рукотворное чудо, достойное Валуа. Вот оно, проклятое сокровище нибелунгов, выплывшее из мрака на свет Божий и теперь излучавшее свои дьявольские чары на окружающих. У Жанны закружилась голова: она вдруг увидела цель всей своей жизни. Ее туманные прожекты, в которых было больше вдохновенной фантазии, чем реальной основы, наконец-то обрели конкретную форму: родился Великий План. Суть его состояла в объединении интересов: Бомера, Рогана и ее — Жанны де ла Мот.

Кардинал, следуя указаниям Жанны, безвыездно сидел с Саверне. Но в январе барон Планта привез ему письмо от королевы. «Срочно приезжайте, — говорилось в нем. — Я хотела бы возложить на Вас одно конфиденциальное поручение. Графиня де ла Мот объяснит Вам, о чем идет речь». Кардинал спешно вернулся в Париж.

В конце января Жанна снова встретилась с ювелирами и заверила их, что сделка состоится через несколько дней. Покупатель — некая важная особа, имя которой должно остаться в тайне. При совершении сделки нужно быть предельно осмотрительным, поскольку аристократы весьма неохотно расстаются с деньгами.

Сбитые с толку этими туманными намеками и совершенно оробевшие ювелиры пообещали подарить Жанне какое-нибудь драгоценное украшение; деньги предложить они не решились.

— Спасибо, но я не могу ничего от вас принять, — последовал ответ, достойный особы королевской крови Валуа. — Мои поступки продиктованы исключительно желанием помочь вам.

Все-таки это был век благотворительности.

Двадцать четвертого января Жанна и ее муж поднялись ни свет ни заря и уже в семь утра были у Бомера на Вандомской улице. Они предупредили ювелиров, что сегодня к ним пожалует Роган, который и является тем таинственным покупателем. Имя Жанны при этом не должно фигурировать.

Вскоре в лавке ювелиров появляется Роган. Он внимательно разглядывает ожерелье. Оно ему не нравится: слишком большое, громоздкое, какое-то допотопное — словом, не соответствует утонченным вкусам эпохи рококо. Роган чувствует глубокое разочарование.

— Неужели королеве это могло понравиться? — задается он вопросом. — Не понимаю. Мне всегда казалось, что она любит изящные, миниатюрные вещи. Сразу видно, не француженка.

Но как бы там ни было, желание королевы — закон.

А появлению Рогана у ювелиров предшествовали следующие события: Жанна сообщила кардиналу, что королева якобы желает приобрести ожерелье, но в настоящий момент не располагает нужной суммой. Она хотела бы взять его в рассрочку, с выплатой долга по частям, но без всяких векселей и без ведома короля, то есть в строжайшей тайне. В качестве покупателя должен фигурировать Роган. Его имя и состояние послужат падежной гарантией для ювелиров при совершении сделки, и королева будет через него передавать им деньги.

На наш взгляд, самое удивительное, что Роган сразу поверил в байку, придуманную Жанной. При всей его доверчивости это все же кажется невероятным. Он явно не придал большого значения тому, что королева хочет остаться в тени, поскольку сообщил ювелирам, что действует по ее поручению. Они попросту не поверили в его платежеспособность — и тогда ему ничего не оставалось, как сослаться на королеву. Для вящей убедительности он даже показал им документ, подписанный Марией Антуанеттой, о котором мы скажем чуть позже. Однако если тут не требовалось соблюдения тайны, то зачем вообще нужен был Роган? В качестве гаранта? Но ему ясно дали понять, что акции королевы расцениваются гораздо выше, чем его собственные.

Или, может, он считал, что просьба одолжить денег является деликатным намеком на то, что королева хотела бы получить это ожерелье в подарок? Нет, галантность Рогана не простиралась так далеко, чтобы заплатить за ожерелье из своего кармана. Напротив, он согласился участвовать в этом деле только после того, как получил письменную гарантию, что королева полностью оплатит покупку.

Но если она не нуждалась ни в его поручительстве, ни в его деньгах, то какой ей был смысл обращаться к нему? И почему он, зная это, тем не менее принял все за чистую монету?

Да потому, что это был Роган: человек до крайности легковерный и непрактичный, начисто лишенный деловой смекалки. Вероятно, ход его мыслей выглядел примерно так: «Конечно, я не понимаю, зачем нужны мои услуги при покупке этого ожерелья, но коль скоро я вообще не разбираюсь в финансовых делах и не могу понять, почему у меня (при таком огромном состоянии!) никогда нет денег, то можно предположить, что и здесь речь идет о какой-то хитроумной комбинации, которая выше моего разумения».

Двадцать девятого января ювелиры пришли к Рогану в отель «Страсбург» и договорились насчет условий сделки. Рогану, или, вернее, королеве при его посредничестве, предстояло выплатить за ожерелье 1 600 000 ливров в четыре приема в течение двух лет. Назначили и срок первого взноса: первое августа 1785 года. Ювелиры в свою очередь обязались передать кардиналу ожерелье до первого февраля, так как королева намеревалась появиться в нем уже на Сретение.

Роган собственноручно изложил на бумаге все пункты соглашения и передал сей документ Жанне, чтобы та ознакомила с ним королеву. На другой день Жанна вернула бумагу, сообщив, что королева все приняла к сведению и благодарит кардинала за хлопоты, но подпись свою поставить отказалась. И тут Роган впервые проявил строптивость. Это выглядело довольно странно: человек, который верил всему на свете, вдруг заартачился и начал требовать подпись королевы.