Олег Суворов - Орден Казановы

Полиция проводит расследование, и уже нашла нескольких очевидцев, которые рассказали о том, что неоднократно видели возле часовни какого-то солдата, «по виду похожего на француза», то есть черноволосого и смуглого. В данный момент ведутся активные поиски злодея...

Два года подряд — в 1912 и 1913 годах Российская империя помпезно, но словно бы напоследок праздновала свои исторические торжества, поскольку уже в следующем, 1914 году началось неумолимое скольжение к пропасти!

В конце того же 1912 года, исколесив почти всю Европу, за исключением Италии (Елена была там во время своего первого свадебного путешествия с Филиппом, поэтому не хотела будить ещё свежие воспоминания), супруги Винокуровы оказались в Лондоне. Они старательно осмотрели главные достопримечательности древней британской столицы — полюбовались на часовых в медвежьих шапках у Букингемского дворца, посетили здание английского парламента и побывали в Тауэре. Но самые неожиданные впечатления ждали их на Трафальгарской площади.

— Ты узнаешь того господина, который смотрит на колонну Нельсона с таким оценивающим видом, словно бы сравнивает её с Александрийским столпом? — спросила Елена.

— Нет, — прищуриваясь, отвечал Денис Васильевич. Зрение у него было заметно хуже, чем у жены, поэтому он уже привык к тому, что она всё замечала первой.

— А ведь это наш старый петербургский знакомый — следователь Гурский.

— Макар Александрович? Не может быть! Откуда ему здесь взяться?

— А вот сам подойди и спроси.

Денис Васильевич оставил жену и быстро приблизился к господину, одетому в классический английский макинтош и сдвинутую на затылок шляпу. И чем ближе он подходил, тем больше убеждался в том, что его жена была права. Поэтому Винокуров даже не стал заглядывать в лицо этого человека, а остановился сзади и весело произнёс:

— А я-то думал, что больше всего в Лондоне вас заинтересует Бейкер-стрит!

Гурский быстро обернулся и с улыбкой протянул Винокурову руку.

— Здравствуйте, Денис Васильевич.

— Но какими судьбами, Макар Александрович? Я бы глазам своим не поверил, если бы не жена.

— Да всё очень просто. На прошлогоднем конгрессе и познакомился с профессором Ферингтоном, и мы так понравились друг другу, что этот джентльмен пригласил меня к себе в гости. Прошёл год, я получил долгожданный отпуск и, как видите, решил воспользоваться его любезным приглашением. Сегодня вечером я ужинаю у него.

— Не забудьте поздравить с присуждением Нобелевской премии по физиологии и медицине за прошлый год, которую профессор Ферингтон разделил с нашим соотечественником — Иваном Ильичом Сечниковым.

— Это уж непременно, — согласился Гурский, а потом вдруг добавил: — Не хотите пойти со мной?

— А это удобно? — засомневался Денис Васильевич. — Ведь приглашали вас одного. Кроме того, я здесь с супругой...

— Которая уже устала ждать своего забывчивого муженька и вынуждена лично напомнить о своём существовании, — раздался за его спиной весёлый женский голос.

Денис Васильевич порывисто улыбнулся и с виноватой улыбкой взглянул на подошедшую Елену.

— Очень рад вас видеть, сударыня, — снимая шляпу, галантно поклонился Гурский.

— How do you do, Макар Александрович?

— Неплохо, неплохо.

— Так, и о чём вы тут говорили?

— Макар Александрович приглашал меня на ужин к профессору Ферингтону, — ответил Винокуров, — однако я вовремя вспомнил, что сегодня вечером мы собирались и театр.

— О, какие пустяки. Конечно, тебе следует провести вечер в обществе нобелевского лауреата.

— А что будешь делать ты?

— А я отправлюсь смотреть восковой кабинет мадам Тюссо. Ты же категорически не захотел туда идти, а мне весьма любопытно. — Действительно, Денис Васильевич, у которого с юности остались самые неприятные впечатления от подобного рода зрелищ, очень прохладно отнёсся к мысли о посещении одной из самых известных лондонских достопримечательностей и всячески пытался отговорить жену. — Так что этот вечер, мой дорогой, — весело закончила Елена, поглаживая мужа по руке, — мы проведём раздельно, благодаря чему я впервые почувствую себя надоевшей женой, чьё общество муж предпочёл виски и сигарам.

— Приятно видеть столь остроумное снисхождение к маленьким мужским слабостям, — улыбнулся Гурский. — Какой же вы счастливец, дорогой Денис Васильевич, какой же вы счастливец...

Вечером того же дня они сидели в старомодной, но по-английски очень уютной гостиной профессора Ферингтона перед жарко пылавшим камином, держа в руках сигары и бокалы со старым шотландским виски.

Профессор Ферингтон принял их очень радушно, с ходу назвал «моими русскими друзьями» и на протяжении всего вечера продолжал называть именно так. В его доме — классическом жилище настоящего английского джентльмена — царил настолько образцовый порядок, что можно было побиться об заклад: хозяин абсолютно точно знает, где лежит та или иная вещь. За ужином, во время которого им прислуживала чопорная английская горничная средних лет, разговор шёл о самых общих вещах — вроде балканских войн, которые южнославянские и православные страны сначала вели с ослабевшей Оттоманской империей, а потом между собой, деля захваченное территориальное наследство. Самые важные и интересные темы приберегались напоследок — для неспешной беседы у камина.

— Позвольте выразить своё удивление, — первым заговорил Денис Васильевич, когда сигары были раскурены и в гостиной повис ароматно сизый дымок. — Почему такой выдающийся учёный, как вы, доктор Чарлз, прославившийся изучением физиологии мозга и открытием синапсов, вдруг не только сам отказывается от дальнейших исследований, но и начинает отговаривать других, уверяя, что душа бестелесна и не имеет никакого отношения к мозгу?

— Это настолько удивляет всех моих коллег, что я уже устал от подобных вопросов, — улыбнулся Ферингтон, — однако лишь с вами, мои русские друзья, постараюсь быть до конца откровенным. Я действительно начал выступать против дальнейшего изучения человеческого сознания, поскольку всерьёз опасаюсь появления той самой сверхличности, о которой так много говорил на петербургском конгрессе.

— А можно осведомиться, почему? — подал голос Макар Александрович.

— Подсознание такой личности будет сведено к минимуму, поэтому в нём может просто не оказаться места для таких гуманистических свойств, как любовь, милосердие, доброта. Иначе говоря, перекос в пропорции «сознательное — бессознательное» способен породить монстра.

— Не слишком ли вы сгущаете краски? — спросил Денис Васильевич.

— Возможно, — пожал плечами англичанин, — но в подобных вещах лучше не рисковать. Я уверен, что существуют такие сферы, вторжение в которые не проходит безнаказанно. Во всяком случае, после того, как мне удалось открыть некоторые методы манипуляции сознанием, радикально меняющие саму личность, я по-настоящему испугался, представив себе, что станет с человечеством, если подобными методами овладеет какой-нибудь злой гений. И, надо вам сказать, дальнейшие события показали, что мои опасения далеко не беспочвенны... — Тут профессор Ферингтон сделал многозначительную паузу, чтобы сполна насладиться сигарой.