Олег Суворов - Орден Казановы

Однако супругам Винокуровым не повезло — им не удалось увидеть Леонида Собинова в данной роли, поскольку во время ноябрьского представления «Жизни за царя», её исполнял другой певец. Впрочем, отметила про себя Елена, уж, наверное, не это обстоятельство так опечалило её мужа, что он приобрёл весьма рассеянный вид.

— Что тебя заботит, мой друг? — ласково поинтересовалась она в антракте. — И почему ты всё время озираешься по сторонам, словно кого-то ищешь?

— Вовсе нет, милая, ты ошибаешься, — непроизвольно морщась и упорно избегая внимательного взгляда жены, пробормотал Денис Васильевич.

— Неужели? Но мне почему-то кажется, что я права, а вот ты от меня что-то скрываешь.

— Что же я могу от тебя скрывать? — неискренне удивился муж.

— Ну, например, своё знакомство с молодой и очаровательной девушкой.

— Однако это весьма странное подозрение, сударыня! Особенно если учесть, что я дважды в неделю провожу в обществе подобных девиц по несколько часов.

— О нет, господин профессор, я имела в виду совсем не тех девиц, которым вы читаете свои лекции, а тех, с которыми беседуете после них.

Несмотря на шутливый тон жены, Денис Васильевич раздосадованно нахмурился.

— Это тебе наш чёртов Сенька напел? А ведь просил же его, обалдуя, ничего не рассказывать, чтобы ты, не дай бог, не вообразила невесть что.

Действительно, после той встречи в институтском коридоре, когда некстати явившийся Николишин спугнул юную фрейлину, Денис Васильевич попросил свояка ничего не говорить об этом его жене. Однако Семён, явившийся жаловаться на собственную супругу, был так обижен случайно вырвавшейся у Винокурова фразой: «Чёрт бы тебя подрал!» — что не удержался и обо всём растрезвонил Елене.

— Каких же это моих мыслей ты так опасался? — с улыбкой спросила она.

— Эта барышня, которую он видел вместе со мной (с языка чуть было не сорвался гораздо более виноватый оборот: «С которой он меня застал»!), обратилась ко мне с просьбой свести её с Гурским, только и всего, — нехотя объяснил Денис Васильевич. — А Сенька — просто болван! — не сдержавшись, добавил он. — Удивляюсь, как твоя сестра ещё не наставила ему рога!

— Я тоже кое-чему удивляюсь, — непривычно серьёзным тоном отозвалась Елена.

— Чему опять?

— Ты так легко сейчас это сказал. Таким тоном может говорить об измене лишь тот, кто уже дозрел до неё!

На этот раз Елена оказалась настолько права, что Денис Васильевич смущённо пожал плечами. В ещё большее смущение его привёл тихий вопрос жены:

— Ты меня ещё любишь?

Растрогавшись от этой робкой детской интонации, он взял её за руку, поднёс к губам и с обожанием взглянул на милый потупленный профиль.

— Как ты можешь сомневаться? Что ты...

— Ну, тогда давай слушать музыку! — обрадованно вздохнула она, заметно порозовев и пряча глаза за длинными изогнутыми вверх ресницами.

Этот разговор не прошёл бесследно, и весь третий акт Денис Васильевич провёл в глубоких раздумьях, тем более что «Жизнь за царя» ему совсем не нравилась. Слишком мало в ней было той чудной энергетики и пленительной мелодичности, которые прельщают ценителя в лучших итальянских операх.

Однако в какой же неприятной для любого порядочного человека ситуации он вдруг оказался! Вот только кого за это винить — юную фрейлину с её странной манерой пылко целовать незнакомых мужчин в полутёмных дворцовых залах, или Макара Александровича Гурского, который уступил ему свой билет на бал...

Чувство неловкости и вины перед женой настолько не давало ему покоя, что по возвращении из театра Денис Васильевич, смущённо пряча глаза, поцеловал ей руку и извиняющимся тоном пробормотал:

Ступай спать, любовь моя, а я немного посижу в кабинете. Мне ещё надо подготовиться к завтрашней лекции.

— Неужели ты не устал? — просто спросила Елена, без каких-либо признаков удивления или укоризны.

— Устал, конечно, но ничего не поделаешь. Иди же и постарайся не забивать свою чудесную головку всякими глупостями.

— Хорошо, не буду, — послушно улыбнулась она, направляясь в спальню.

Оставшись один, Денис Васильевич выкурил сигару, задумчиво прошёлся по кабинету и наконец несколько раз подряд раздосадованно щёлкнул пальцами. Его продолжало угнетать какое-то неприятное, скользкое, холодящее чувство вины, похожее на лягушку за пазухой. Как профессиональный психиатр, он привык досконально анализировать собственные чувства, однако в данном случае этого и не требовалось. Столь раздражающее чувство вины было вызвано неотвязными воспоминаниями о сладком вкусе губ, незнакомом аромате волос, изящной ножке, выглядывающей из-под длинного подола, волнующей интонации голоса, загадочном блеске зеленовато-карих глаз мадемуазель Васильчиковой.

А ведь он искренне любил свою милую жену и, даже любуясь лукавыми курсистками, никогда не помышлял об измене! Что же случилось именно теперь и почему он сделался так неспокоен и раздражителен?

Когда его размышления внезапно прервал телефонный звонок, это самое раздражение столь явно просквозило в тоне его «Алло», что неведомый абонент не сразу заговорил и ему пришлось повторить:

— Алло, я вас слушаю!

— Здравствуйте, Денис Васильевич, произнёс тот самый голос, от которого он мгновенно вспыхнул и смешался. — Простите, если я не вовремя...

— Нет-нет, Елизавета Николаевна, я очень рад вас слышать, — заторопился Винокуров, произнеся это излишне громко, даже как-то официально и лишь затем сбавив тон. — Но, к сожалению, у меня для вас не самые приятные известия.

— Вы разговаривали с господином Гурским?

— Более того, он уже передал вашу просьбу великому князю и получил категорический отказ.

— Простите, но вы не могли бы повторить?

— По словам Гурского, великий князь категорически отказался хлопотать за вашу тётушку, поскольку слишком хорошо знает её историю.

— Вот как...

В разговоре наступила долгая пауза, во время которой Денис Васильевич взволнованно переложил трубку из одной руки в другую и машинально вытер вспотевшую ладонь о жилет.

— Ну что же, — наконец произнёс опечаленный женский голос, — благодарю вас за ваши хлопоты и прощайте.

— Постойте, постойте, — заторопился он, — только одну минуту, прошу вас!

— Да, я вас слушаю, — спокойно и даже как-то отрешённо произнесла мадемуазель Васильчикова.

— Я... Мне очень жаль, что я не смог вам помочь, но, может быть, мы могли бы встретиться и тогда... Прошу вас!

— Вы хотите со мной встретиться?

— О да, очень!

И вновь сводящая с ума пауза, после которой долгожданная и — о, боже! — такая желанная фраза:

— Ну, хорошо, если вы настаиваете. Послезавтра в полдень у Казанского собора.