Сергей Щепетов - Воины снегов

Общей картины происходящего Кирилл, конечно, видеть не мог. Он восстановил её позже — по собственной памяти и рассказам участников. Стадо двигалось со скоростью человека, идущего неспешным шагом. Оказавшись стеснённым склонами сопок, оно растянулось, наверное, на добрый километр. Упряжки пастухов замыкали шествие. Они двигались в связке друг за другом, поскольку часть нарт была без погонщиков — люди шли на снегоступах редкими цепочками справа и слева от основной массы оленей, не давая им подниматься на склоны.

Когда первая группа животных миновала узость и оказалась на просторе, олени начали расходиться в стороны. Никто им не препятствовал, поскольку пастухи находились довольно далеко сзади. И тут откуда-то слева появились упряжки группы Бэчуглина. Чаяк тоже повёл своих в атаку. И началось...

Знакомиться с новыми людьми олени явно не желали — они подались назад и в стороны. Упряжки распределились цепью, отсекая животных от простора тундры. Между ними были интервалы в 50—70 метров, но свою малочисленность приезжие компенсировали шумом — принялись кричать и вопить на разные голоса, а те, у кого были свободны руки, ещё и размахивать арканами. Кирилл тоже кричал и махал над головой ружьём. Несколько оленей устремились в проход между нартами, но Чаяк соскочил с саней и, несмотря на тяжёлое костяное облачение, шустро побежал им наперерез. При этом он умудрялся издавать на ходу грозный рык, которым пастухи обычно пугают оленей.

Манёвр, похоже, удался — передовая часть стада повернула назад. Шедшие следом животные начали останавливаться, подаваться в стороны, избегая столкновения, и тоже разворачиваться на 180 градусов. Упряжки таучинов теперь двигались за ними следом, не переставая шуметь. Пастухи, однако, не стояли на склонах без дела. Они с криками ринулись в гущу животных, пытаясь если и не повернуть их, то хотя бы остановить. Это, похоже, им удалось — движение животных стало замедляться. И тут с Кириллом поравнялась нарта, на которой восседал запыхавшийся Чаяк.

— Друг! — хрипло закричал воин. — Зачем молчит твой «огненный гром»?!

Не долго думая, учёный отправил в воздух заряд дроби. Перезарядился и бабахнул снова. По сравнению с грохотом кремнёвой фузеи это был почти шёпот, но эхо всё-таки прокатилось по долине. Лишь после этого Кирилл подумал, что, пожалуй, бесполезно истратил два драгоценных патрона — в родном мире «домашние» олени не очень-то боятся выстрелов. Эффект, однако, оказался немалым — движение стада впереди приобрело характер панического бегства. «Похоже, испугались не столько животные, сколько пастухи, которые старались их удержать, — мелькали обрывки мыслей в голове учёного. — Нашим упряжным приходится несладко — что же «водила» не тормозит, ведь перевернёмся же?!»

Никто тормозить, конечно, не стал, но и переворота не состоялось. Упряжки одна за другой помчались вслед за бегущим в панике стадом. Оказавшись на той стороне пологого перевала, олени кинулись врассыпную по тундре. Без всякой команды преследователи разделились и стали обходить животных справа и слева. «Это чтобы совсем не разбежались, — догадался Кирилл. — Но разве их догнать?»

Погонщик оглянулся, что-то сказал и красноречиво мотнул головой в сторону. «Я здесь лишний», — догадался учёный и, сгруппировавшись, соскочил с нарты. Транспортное средство, конечно, мчалось «во весь опор», но вряд ли делало больше 15-20 км в час, да и прыгать с него было не нужно. Однако Кирилл недооценил физические параметры ситуации и, главное, забыл о наличии на себе совсем не лёгкого доспеха. В общем, на ногах он устоять не смог и полетел носом в снег. Это было не столько больно, сколько обидно. Он тут же вскочил, огляделся и... И, во-первых, с облегчением обнаружил, что его падения, пожалуй, никто не заметил, а во-вторых, увидел в снегу красные и жёлтые цилиндрики рассыпанных патронов.

«Они, конечно, вощёные, но не дай Бог хоть один размокнет и застрянет в стволе! Тогда всё — отстрелялся!» — мелькнула паническая мысль. Кирилл принялся собирать рассыпанный боезапас, отряхивать его от снега и сгружать в сумку. Дробь и картечь опять перепутались, но хозяину было не до этого. Подобрав последний цилиндрик, учёный сообразил, что ружью тоже досталось, и стал очищать его от снега. Лишь после этого он осмотрелся и попытался понять происходящее.

Расстилающийся вокруг пейзаж, вместе с увиденным во время скачки, позволил кое-как слепить общую картину событий. Повёрнутое вспять и испуганное стадо вышло из-под контроля пастухов — те из них, кто не успел отбежать в сторону, были смяты, затоптаны животными. Та же участь постигла двигавшиеся за стадом упряжки — ни уйти в сторону (на склон), ни, тем более, развернуться они не успели. Больше десятка животных — в основном молодняк — в сутолоке бегства погибли под копытами сородичей. Вырвавшись из опасной долины, олени, конечно, кинулись в разные стороны, но, к удивлению Кирилла, убежать «за горизонт» не попытались. Животные довольно быстро успокоились, некоторые даже начали пастись. Упряжки таучинов двигались в обход, заставляя крайних животных подаваться ближе к центру. Два-три круга, и стадо уплотнилось, приобрело относительно чёткие контуры.

Кирилл оказался не у дел и просто смотрел со своего склона. Мысль о том, что его могут тут бросить, даже не пришла ему в голову. Три упряжки вдали остановились рядом, погонщики о чём-то переговорили, потом две из них продолжили своё неспешное кружение, а одна направилась в сторону Кирилла. Кто на ней управлял усталыми оленями, гадать долго не пришлось.

— Твой «огненный гром» приносит удачу, — заявил Чаяк. — Садись, поехали, пока эти бедняги ещё стоят на ногах!

— Упряжным нужен отдых? — не придумал умнее вопроса Кирилл.

— Уже не нужен, — усмехнулся таучин. — Придётся ловить в стаде новых.

— Почему?

Чаяк, конечно, удивился безграмотности своего «друга», но всё-таки пояснил, что загнанные олени становятся непригодными для дальнейшей эксплуатации. Можно сразу пускать их под нож, а можно подождать, пока они хоть немного откормятся.

— Объясни мне, Чаяк, — попросил учёный, — почему вы решили, что такой подвиг сойдёт с рук, что мы сможем считать отбитых оленей своими?

— А почему бы и нет? — пожал плечами воин. — Люди стойбища Хечукана мертвы. Если кто-то из них был в отъезде и уцелел, то он получит своих оленей, а остальных мы поделим.

— И что же: придёт незнакомый таучин и скажет: «В твоём стаде мой олень — отдай!» Ты отдашь, да?

— Ну, может, и отдам...

— А как проверишь?

— Ты словно ребёнок, друг! Впрочем, даже береговые дети знают, что каждый олень несёт клеймо хозяина.

— Что-то я не заметил... Где?