Сергей Щепетов - Воины снегов

Вместе с остатками света исчезали и силы — моральные и физические. Многодневный недосып, смертельная усталость, только что пережитый стресс всё решительнее, всё дружнее заявляли о себе. Негнущимися пальцами Кирилл кое-как развязал мешок и попытался съесть кусок «пеммикана». Не получилось — слюна отказывалась выделяться, и жвачку пришлось выплюнуть. Обустроить своё спальное место он толком не смог.

Проснулся или очнулся Кирилл оттого, что затекла рука и жутко замёрз бок, на котором он лежал, — соорудить приличную подстилку на санях он не удосужился. Кряхтя и постанывая, учёный сел, помассировал лицо и с удивлением обнаружил, что видимость улучшилась — как бы светлее стало вокруг. «Луна, что ли, вышла? — мелькнула вполне естественная, но неправдоподобная мысль. — Какая там луна?! Это ж просто рассвет! А я всё ещё жив... Впрочем, может быть, ненадолго. А, плевать!»

Кирилл поднялся на ноги, справил нужду и полез в мешок за остатками «пеммикана». Пока он жевал, заедая пищу снегом, почти совсем рассвело, и стало видно, что вчерашние события ему не приснились: на снегу валялись трупы служилых, его упряжный олень лежал на боку — он, похоже, тоже был мёртв. «Ну вот, — невесело усмехнулся Кирилл, — еды полно, а транспорта нет. Впрочем, не факт, что Тгелет собирается оставить меня в живых. Скоро станет совсем светло, и этот вопрос можно будет прояснить».

Чтобы решить, как жить дальше, информации отчаянно не хватало, и учёный отправился её добывать — побрёл по снегу вдоль склона. Как оказалось, место это часто посещаемое — то и дело встречались старые следы от саней, олений помёт, а в одном месте что-то похожее на чью-то ночёвку. Обрисовалась и тенденция — чем дальше от места вчерашнего боя, тем признаков былого присутствия людей становилось меньше. Примерно в полутора километрах от ночёвки снег сделался девственно чистым, и Кирилл повернул обратно. По рассказам он знал, что основное место сборищ и жертвоприношений находится на берегу незамерзающего ручья — получалось, что он двигался в противоположную сторону.

Гипотеза оказалась верной — часом позже Кирилл оказался возле этого самого ручья. Вверх по течению его долина превращалась в довольно узкий каньон, который резко изгибался и далеко не просматривался. Внизу же — в полукилометре от начала склона — синела огромная наледь. Похоже, в оттепели незамёрзшая вода текла поверх льда, но тоже в конце концов замерзала, образуя этакий прозрачный слоёный пирог. Между наледью и началом склона весь снег был истоптан и изъезжен, кое-где виднелись даже старые кострища. «Толку-то от этого, — мрачно размышлял Кирилл. — На здешних помойках ничем полезным не разживёшься. Таучины и мавчувены кроме оленьих костей ничего после себя не оставляют. Хотя, с другой стороны, они приносят жертвы Тгелету. Причём эти „подарки“ не символические, как в большинстве других случаев, а вполне конкретные. Вряд ли нематериальный дух их употребляет, значит, где-то здесь должен быть целый склад. Где? Вон там, наверное, за этими камнями».

Ни на что особенное Кирилл не рассчитывал — в лучшем случае, за скалистым выступом на левом берегу ручья будет валяться несколько мороженых, обглоданных песцами оленьих туш. То, что он увидел, заставило его сначала не поверить своим глазам, а потом отшатнуться назад — под прикрытие камней — и стиснуть в руке то, что осталось от его копья.

На пространстве между парящей водой и скалами копытили снег четыре оленя!

Один из них был привязан к кусту ольхи, торчащему из снега, недлинные поводки других крепились к камням, специально принесённым со склона или вынутым из ручья. Первая мысль у Кирилла была о том, что где-то рядом должны быть хозяева. Может быть, как раз в этот момент кто-то из них целится ему в спину из лука? Однако за спиной лучников не оказалось, как, собственно говоря, и мест, где они могли бы спрятаться — ну, если только зарыться в снег! Учёный перевёл дух и стал вспоминать рассказы об этом месте жертвоприношений. Получалось, что спрятаться на той стороне хозяева животных тоже не могли, поскольку подниматься так далеко вверх по ручью людям нельзя.

«Откуда же взялись олени? И когда? Снег они перекопали и загадили, кажется, не сильно. Значит, привязали их недавно — вряд ли больше суток назад. А кто? Вчерашние мавчувены? Получается, что больше некому, если, конечно, Тгелет не послал их мне в подарок. Может, они ещё и ездовые?! Вообще-то, полудикий стадный олень ни за что не согласится пастись на привязи. Значит...»

Кирилл выбрался на открытое пространство и двинулся к ближайшему животному. Приближение человека оленя не обрадовало, но панической реакции не последовало. Учёный увидел то, что готов был увидеть, — небольшую потёртость шерсти на груди и шее — след от лямки-хомута. У остальных было то же самое. Уши всех четверых оказались хитро обкусаны по тонкому краю. Это были клейма хозяев, причём у всех разные — Кириллу незнакомые. Впрочем, не так уж много он знал этих знаков.

— А плевать! — сказал учёный вслух, и голос его странно прозвучал в тишине. — Плевать на духов и демонов! И на людей тоже! Мне опять кто-то даёт шанс — я его использую!

Сборы были недолгими. Кирилл по-прежнему не чувствовал угрызений совести по поводу совершенного убийства (ну, почти не чувствовал...), однако уточнять степень собственной «обурелости» не стал — оружие и доспехи погибших служилых оставил на месте. Он вообще не подходил к трупам и старался пореже смотреть в их сторону.

Часа через два учёный снова был в пути. Олени плохо слушались незнакомого погонщика, и ему с трудом удавалось заставить бежать их ровно и в нужную сторону. «Привыкнут, — успокаивал себя ездок. — Путь предстоит в любом случае дальний — я даже толком не знаю, где находится ближайшее стойбище. Вряд ли люди Бэчуглина остались на том же месте...»

И вновь (в который уже раз!) судьба распорядилась иначе. Утром третьего дня пути Кирилл увидел вдали караван, который двигался ему навстречу. Его самого, надо полагать, заметили ещё раньше. Таучины это или мавчувены, нужно удирать от них или готовиться к радостной встрече, решить учёный не мог, а потому просто продолжил движение прежним курсом. И на сей раз не ошибся.

Это были таучины — друзья, «родственники» и просто знакомые. Оказавшись среди них, Кирилл испытал не просто радость, а прямо-таки восторг — словно вернулся домой, словно попал наконец к по-настоящему своим. Он даже заподозрил, что столь сильные эмоции являются следствием колдовского обряда, через который он когда-то прошёл. «Кругом бескрайняя тундра, покрытая снегом. Комочки человеческих жизней на её лоне смотрятся просто жалко. А эти люди (да и я?!) чувствуют себя здесь комфортно! Ветер не валит с ног — значит, погода тихая, плевок не замерзает на лету — значит, тепло! Ну, дикари, конечно, но почему мне-то с ними так хорошо?! Почему не... В общем, протеста во мне такая жизнь больше не вызывает, не то что острожное сидение. А ведь в остроге, если честно, в последнее время я жил лучше, чем многие местные, — мне не надо было заморачиваться вечно-бесконечной проблемой тепла и питания...»