Сергей Щепетов - Айдарский острог

— Я — Акакавервутэгын! — заорал в ответ Кирилл. — Русский, уходи обратно!

— Ща мы те уйдём, чурка долбаная! Где наши? Говори, а то стрельнём!

— Я — великий тойон восточный море! Русский бояться нет совсем! Ты хотеть тойон говорить, да? Лодка садись! Один садись! Вода плыви сюда!

— Плыви лучше к нам, Акака, — ответили с «фрегата». — Мы те одекую дадим!

— Пихай свой задница свой одекуй! — надменно зарычал Кирилл. — Акакавервутэгын — великий тойон! Акакавервутэгын — много воин. Будем русский лодка ломать, служилый вода бросать! Говорить кто хотеть — сюда плыть! Главный русский тойон сюда плыть!

На сей раз не отвечали довольно долго — кажется, на борту совещались. Потом часть публики подалась на корму и стала переговариваться с командой «баржи», до носа которой было меньше десятка метров. «И смех и грех, — удивлялся Кирилл, — чего доброго, и правда парламентёра вышлют. Чего-то им надо, чего-то они хотят — уж больно робко действуют».

С палубы «баржи» действительно стали спускать на воду лодку. Никакого приспособления типа «стрелы» у них не имелось, так что всё делалось при помощи двух верёвок и мата. Место гребца занял мужик, который по одежде мало походил на «главного русского тойона» — от силы казачий пятидесятник. Ему с борта передали пару небольших кульков, оружия Кирилл не заметил. Парламентёр отчалил и начал работать вёслами, то и дело оглядываясь, чтобы держать правильный курс. Кирилл двигаться навстречу не стал — продолжал дрейфовать, потихоньку отдаляясь от судов по воле слабенького ветра.

Рандеву состоялось — незнакомец чуть не протаранил Кириллову лодку. Приложив немалые усилия, суда удалось уравнять и сцепить, заложив вёсла на борт друг другу. В ходе бестолковых манёвров Кирилл активно ругался матом, чем себя и выдал. Впрочем, притворяться «шлангом» всерьёз он и не собирался.

— Эк тебя, — посочувствовал служилый, когда разглядел лицо учёного. — Медведь, что ли?

— Он самый, — охотно подтвердил Кирилл. — Едва жив остался. Ты-то кто будешь?

— Икутского полку десятник Никифор Осипов. А ты?

— Кирилл Матвеев.

— Промышленный, что ль?

— Типа того. Вы откуда взялись, такие красивые?

— Как откуда?! С Нижнего острогу, конешно! А ты чо, не знаешь?!

— Слушай, Никифор, эта хрень меня не колышет. Мне рухлядь мягкая нужна — и плевать на всё остальное! в казённые дела не лезу: что надо — даю, а просить не прошу и в милости государевой не нуждаюсь!

— Экий ты... — завистливо вздохнул служилый. — Возьми в компанию — мне б так жить!

— На что ты мне? — усмехнулся «великий тойон». — Толку с тебя чуть, а делиться всерьёз придётся — знаю я вашего брата! Короче, я с таучинами давно кочую, что там с нашими — не ведаю.

— С таучинами?! Силён! Это они, что ль, на берегу-та?

— А кто ж? Они и есть.

— То-то я смотрю...

— Так зачем вы сюда с Лопатки припёрлись? — вернулся к делу Кирилл.

— Не своей волей! Оно вишь как разложилось: Петруцкий царёвым указом верховным главой тут назначен — и Айдар, и Таучинский нос, и Лопатка — всё под ним вплоть до Хототска. Вот и прислал он нашему приказчику, значит, преморию, чтоб, значит, мы по острогам людишек самую малость оставили, а остальные — сколь есть народу — на Айдар шли.

— Это зачем же?

— Сказано: острова новы проведывать, землицы новы государю приискивать.

— Да иди ты! — не поверил Кирилл.

— Ну, оно вишь как... — не стал настаивать служилый. — Есть слух по народу, будто Петруцкий всем скопом на таучинов навалиться хочет. Типа он их замирил... но не всех. Точнее сказать, всех замирил, однако ж не совсем. А губернатору уж отписал за всё про всё.

— Ну, допустим. А почему...

— Глянь-ка, Кирюха, как ветром нас сносит, — перебил Никифор. — До кочей надо подаваться! Что ж мы, будто нелюди, на воде толкуем? Давай посидим по-хрестьянски — глядишь, сотник чарку казённого нальёт! Давай, а? Перелазь ко мне, а твоё корыто сзади прицепим — оно и ладно будет!

Кирилл задумчиво оглядел окрестный пейзаж и вздохнул:

— Ох и попал же ты, служилый, ох и попал...

— Чо-о?!

— То-о-о! Это не ветром нас несёт, это вода так пошла. Скоро ещё сильнее будет — никакие вёсла не помогут.

— Дык с вечера она ж туда текла!

— А теперь в другую сторону. Унесёт за кудыкину гору — на берег ты, может, и выберешься, да там таучины. Что они с тобой сделают, знаешь?

— Ну, ты эта...

— И эта, и то! — резко сменил тон Кирилл. — Хочешь обратно к своим попасть, отвечай, что спрошу — толково и быстро!

Никифор огляделся, и лицо его стало тоскливым. При этом ему вдруг сильно захотелось почесаться — сначала левой рукой, потом правой. Что-то он не дочесал сквозь кухлянку — пришлось лезть за пазуху. Все его движения были естественными и как бы мотивированными. Однако то ли служилый взглядом вильнул, то ли ещё что-то, только Кирилл вдруг почувствовал опасность. Какую именно, он сообразил, когда было уже почти поздно — показалась ухваченная рукоятка.

Служилый тянул из-за пазухи пистолет, и помешать ему не было никакой возможности: «Ударить веслом? Не успею... Прыгнуть за борт? Это тоже смерть... Так что же?!» Ничего подходящего, чтобы метнуть в противника, рядом не оказалось, оставалось надеяться...

Движение служивого не закончилось — выступающий курок зацепился за ворот меховой рубахи. Кирилл понял, что это его шанс: резко наклонившись в бок, он схватил чужое весло, выдернул его из уключины и... Ни удара, ни даже тычка не получилось — рукоятка чужого весла зацепилась за лопасть его собственного.

— Не трожь, сука!

Оба весла со стуком упали на дно Кирилловой лодки. Гребцы оказались в прежних позах — вполоборота друг к другу. Только теперь в лицо Кириллу смотрел чёрный глазок ствола диаметром сантиметра полтора-два. Курок был взведён. Лодки слегка покачивало волной.

— Не дури-ка, парень! — снисходительно ухмыльнулся служилый. — У меня тут сечка свинцовая.

Пистоль её мечет не далече, да тебе хватит — пред Богом совсем красивым станешь!

— Сволочь, — сказал Кирилл. — Тебе, небось, взять меня приказали?

— А то! — охотно признал Никифор. — Мне ж вины свои заслуживать надо! Так что бери-ка, Кирюха, вёсла, верёвку мою на корму привязывай да греби до коча! Там с тобой приказчик потолкует. И шутковать не вздумай — ты мне и мёртвый в заслугу пойдёшь!

Всё было предельно просто и глупо. И это при том, что пистолет вполне мог дать осечку, что он вообще мог быть не заряжен — поди-ка проверь. Однако одной нелепости по правилу симметрии должна противостоять другая — Кирилл это почувствовал, только не сразу сообразил, какая именно. Служилый больше не держал оружие на уровне глаз, не целился в лицо — он нашёл опору для локтя и навёл ствол на корпус противника. Стараясь не делать резких движений, Кирилл дотянулся до носа чужой лодки, взял беспорядочный ком толстой пеньковой верёвки и поместил его к себе на колени. Канат не был запутан, так что разобрал его учёный довольно быстро, а потом стал пробираться на корму собственной лодки. При этом он опирался о борт — то свой, то чужой, находящийся вплотную. От лёгкого нажима борта начали расходиться.