Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— Как вас зовут?

— Шухрат Ибраев, — без запинки ответил допрашиваемый.

— Сколько вам лет?

— Сорок четыре.

— У вас есть жена?

— Да.

— Как ее зовут?

— Гульнара.

— А есть ли у вас друг по имени Джура?

— Есть.

— Это его настоящее имя?

— Нет, это его прозвище.

— Назовите его подлинное имя.

— Я знаю его только как Джуру.

— Может, вы знаете его фамилию?

— Не знаю.

— Где он работает?

— На площади.

— На какой площади?

— Просто на площади.

— Может, это площадь Дзержинского? Или Старая площадь? Смоленская? Какая?

— Просто на площади.

Литовченко бросил взгляд на своего напарника Антона Котова, который стоял поблизости и внимательно следил за происходящим. В его ответном взгляде читалось, что допрос движется в правильном направлении — круг поисков чекистов теперь однозначно мог сузиться с пяти объектов до трех, поскольку только центральные здания КГБ, ЦК КПСС и МИД были расположены на городских площадях.

— Может вы знаете его должность? — продолжил допрос Литовченко.

— Не знаю. Но он среди нас.

— Как среди нас? Что это значит? Он что, сотрудник КГБ?

— Может быть — я не знаю.

— Вы знаете, где живет Джура?

— Нет, я никогда не был у него дома.

— Может, вы знаете район, где он живет?

— Не знаю.

— Как давно вы знакомы с Джурой?

— Два года.

— Кто вас познакомил — Рашидов?

— Нет, Джура сам на меня вышел, позвонив по домашнему телефону.

— Как он выглядит?

— Он вашего возраста. Но он меняется.

— Изменяет внешность?

— Наверное.

— Может, у него есть какие-то особые приметы — шрамы на лице, наколки на руках?

Однако на этот вопрос ответа не последовало. Вместо этого Ибраев внезапно напрягся и попытался встать с кресла. Но скованный по рукам и ногам, не смог этого сделать и после нескольких безуспешных попыток освободиться, вдруг обмяк и стал… плакать. Литовченко с удивлением взглянул на врача. Тот подошел к Ибраеву и, измерив ему пульс, сообщил:

— У вас есть еще пять-десять минут, после чего действие препарата начнет ослабевать.

Как только врач отошел от Ибраева, Литовченко возобновил допрос, повторив последний вопрос:

— У Джуры есть какие-то особые приметы?

— Нет, он обыкновенный человек.

— Может, у него есть какие-то увлечения?

— Он любит футбол.

— За какую команду болеет?

— За «Спартак» и «Пахтакор».

— Почему за «Пахтакор» — он что узбек?

— Да, он наш.

— Значит, он узбек по паспорту?

— Нет, он русский, но узбек.

— Как это возможно — где он родился?

В этот момент с Ибраевым снова произошла та же история, что и несколько минут назад — он сделал попытку вырваться из пут, а когда это не удалось, обмяк и стал плакать. Подождав, когда он успокоится, Литовченко возобновил допрос:

— Откуда родом Джура?

— Из России. Но он наш.

— Кто-то из его родителей узбек?

— Не уверен — кажется, отец. У него два отца. Я не знаю точно.

— Хорошо, успокойтесь. Как вы встречаетесь с Джурой?

— Он сам на меня выходит — обычно звонит по телефону.

— Домашнему?

— Да, и служебному.

— Это часто происходит.

— Нет, редко.

— А кроме вас у него в Москве есть друзья?

— Есть, но я их не знаю.

— Когда вы встречались с ним в последний раз?

— Шестнадцатого.

— В ресторане?

— Да.

— Вы знаете, о чем они говорили с Рашидовым?

— Я не присутствовал.

— Что было после их встречи?

— Джура попросил меня слетать в Ригу.

— Зачем?

— Встретиться с академиком Матвеем Шмаруком. Джура хотел передать ему доклад, чтобы он выступил с ним в Берне.

— Что за доклад?

— О переброске сибирских рек в Среднюю Азию.

— Что вы ему ответили?

— Я не смог ему помочь.

И Ибраев снова заплакал, но в этот раз уже без попытки освободиться от пут. Было видно, что он уже основательно измочален этим допросом и держится из последних сил. Однако Литовченко надо было задать ему еще несколько важных вопросов.

— Вы не смогли поехать в Ригу, но кого-то он нашел?

— Нашел.

— Кого?

— Не знаю.

— Но когда вам надо было поехать в Ригу?

— Надо было застать Шмарука за день до его отлета в Берн.

— А когда он вылетает?

— Завтра, рейсом до Стокгольма.

Литовченко бросил взгляд на Котова, но тот и без этого все понял. Он стремительно вышел из кабинета, чтобы немедленно связаться с главой контрразведки Григорием Григоренко и локализовать эту проблему — дать знать в Ригу местным чекистам, чтобы те предприняли все необходимые меры для встречи курьера от Джуры, который был уже в пути. А Литовченко тем временем продолжил допрос:

— Ваша жена знает Джуру?

— Она видела его только один раз — он помог ей достать билеты.

— Куда именно?

— На концерт французской группы.

— Когда он пройдет?

— Вечером в воскресенье.

— Вы идете на него вдвоем?

— Нет, жена пойдет с подругой.

— А Джура там будет?

— Может быть, я не знаю. Но моя жена здесь ни при чем, она ждет ребенка, — заволновался Ибраев.

Он снова попытался освободиться от пут, причем на этот раз принялся делать это гораздо интенсивнее. Кресло под ним заходило ходуном и в следующую секунду опрокинулось на правый бок. Врачи бросились к пациенту и вдвоем вернули кресло в первоначальное положение. Однако Ибраев к тому моменту уже отключился. Его глаза были закрыты, рот приоткрыт, а на губах появилась белая пена, которая явно указывала на то, что с пациентом случилось нечто экстраординарное и продолжать допрос уже невозможно.

Вот уже больше часа Иван Сараев и его товарищи, освещая себе дорогу армейскими фонарями КФС-I и выстроившись цепочкой, осторожно двигались вперед, пытаясь выйти из пещеры. В эти подземные лабиринты их привела девочка-афганка, когда они убегали от погони по горной тропе. Это она схватила Сараева за руку и, беззвучно указывая рукой на растущий над тропой куст, потянула солдата в ту сторону. А когда Иван в недоумении встал на месте, не понимая, чего от него хочет афганка, девочка оставила его на тропе, а сама ловко взобралась на скалу и шмыгнула за куст. А спустя секунду выглянула оттуда и помахала солдатам рукой: мол, поднимайтесь сюда. И бойцы один за другим стали взбираться на скалу. Как оказалось, за кустом был вход в пещеру, которая вела на другую сторону горной гряды. Видимо, девочка, прекрасно зная эти места, бывала в этом убежище неоднократно. И теперь привела сюда своих спасителей, чтобы отплатить им той же монетой — спасти их самих от душманской погони.

Спустя час после того, как солдаты оказались в пещере, впереди наконец забрезжил долгожданный свет. Все с облегчением вздохнули и погасили фонари, которые и без того светили из последних сил из-за подсевших батарей. Первым к выходу из пещеры устремился один из салабонов — Игорь Панарин, который всю дорогу больше всех сомневался в том, что девчонка сумеет вывести их из этих катакомб. А когда впереди показался свет, он радостный устремился вперед, мечтая первым глотнуть свежего воздуха. Но не довелось.